Давно не брал я в руки шашку -2

Живые люди, я снова хочу вам что-то написать.
Поэтому:
Вы мне - песню.
Я вам - зарисовку, рассказ, роман - как уж пойдет.
Выкладывать готовое буду в эту же запись, комменты приветствуются от всех читателей, а не только от автора заявки. По сути своей это все будут самостоятельные рассказы.
Все предыдущее написанное лежит тут - naertu.diary.ru/p217716023.htm

Для  Пирожок с дичью
Предупреждения стандартные: в тексте мат без цензуры.
We Own The Night - Matthew Morrison

-Вот скажи мне, почему в минуты моей слабости вокруг меня оказываются одни фальшивые мудаки?
Я подавился водкой.
Конечно, по законам жанра следовало бы написать, что я подавился чем-то более изысканным, например старым коньяком или молодым божоле, или хотя бы крепким кофе, но нет.
Подавился я именно водкой, потому что жрали мы исключительно ее, закусывая лежалыми орехами. Вероятно, воображение уже рисует читателю картину двух опустившихся маргиналов, которые трясущимися руками передают друг другу пузырь и жадно делят остатки соленых арахисовых крошек.
Дело обстояло немного иначе, потому как пили мы в Риге, на балконе Редиссон Блю, откуда был шикарный вид с верхотуры и открывались две чудесные перспективы: на Даугаву и убраться в полную синь.
Орехи приехали с нами еще из Питера и были не в лучшей форме, впрочем как и мы.
-Почему, сука? - потрясая стаканом, спрашивает она. - Почему когда мои друзья пишут робкое «кажется мне совсем херовенько» - я бегу раненым в жопу оленем спасать и набухивать, а они ко мне нет? Только вот это «ой прости-прости я бы да но нет!», - тоненьким голосом передразнивая кого-то.
- «Кто-то ехал на красный, плыл против теченья».
-Ой бля, поэт.
-Это не я, это Флер.
Она морщится и сбивает пепел в перспективу.
-Это вот как так? Сплошное вранье, я же вижу насквозь такое. Почему ты им все, а тебе в ответ только волшебное нихуя?
Глухое отчаяние в ее голосе, потухший взгляд и злость, бессильная, беззубая. Только лаять, а укусить некого, если только себя, но разве себя укусишь как следует.
-Ты никому не нужна, - улыбаюсь я, глядя на то, как ветер расшвыривает ей волосы по плечам. Роскошные темные кудри, Ботичелли бы, наверное, палитру сожрал за возможность нарисовать с нее какую-нибудь Венеру.
-Вот спасибо! Мог бы сказать, что будет как в кино, - она цедит слова сквозь зубы, махом допивая водку. - Тьфу. А как же настоящая дружба? Как же один за всех?
-Пиздеж. Пошли.
-Куда?
Спрашивает, но во взгляде вспыхивает жадный огонек - да куда угодно ты сейчас готова пойти, тебе все равно какой диплом у того врача, который зашьет твою рану и погладит по голове, и скажет, что все на свете предательства только приснились. Я знаю эту жажду, кто угодно, пожалуйста, кто угодно, дай мне тепла, хотя бы крошечку, хоть капельку. Гордецы давятся этой жаждой, заталкивают в самое нутро, а потом покупают оружие и выплевывают свинцом.
Одетые наспех, как будто любовники, которых кто-то вынудил бежать, мы выходим к Даугаве.
Вдоль набережной горят фонари, этакие пятна путеводного света вдоль черной реки, дорожка безопасности сквозь ночных химер, которые притаились у мокрых камней.
Я включаю музыку и чужой голос вплетается в нашу ночь, становясь еще одним пятном цвета и тепла в ней. Мы танцуем нехитрый вальс, просто на раз два три, никакого изящества в этом, даже ничего чувственного. Как бы не пыталась водка убедить вас в обратном - просто не бывает ничего чувственного посреди темноты и холода.
-Ты никому не нужна, - шепчу я ей на ухо и она фыркает в ответ.
-Тогда зачем ты меня выволок сюда и сейчас танцуешь?
-Так мне лишь бы выпендриться.
Смеется. Зло смеется, запрокидывая голову в ночное небо. Губы пересушены, потрескались, серыми полукружьями лежит под ресницами тушь. Усталая пьяная женщина.
-Ты старая и никому не нужна. Пошли купим еще водки.
-Не хочу. Хочу танцевать дальше, а потом трахнуть тебя на балконе.
-Холодно.
-Неженка. Я пошутила про балкон. Какого хера ты вообще не говоришь, что я отлично танцую даже пьяной? Я что, зря пять лет в Вагановке корячилась?
-Абсолютно зря.
Кто-то из прохожих переходит на другую сторону улицы, слыша как она снова смеется, вернее заходится ведьминским хохотом, до слез и до хрипа.
-Какие все твари, - выплевывает наконец, отсмеявшись. - Что, никакого утешения? Ты же умеешь в романтику, давай, скажи мне, что все будет хорошо, просто я связалась не с теми людьми. Ну, в жизни у меня еще появятся другие, настоящие друзья, которые меня не бросят. А?
Музыка заканчивается в неловкий момент и незавершенное движение.
-В музыкальный материал с номером не уложились. Начнем заново?
-Иди в жопу. Вот прямо в мою старую никому не нужную жопу. Давай заново.
И, конечно, мы танцуем еще и еще, почти весь остаток ночи, до тех пор пока не становится трезво и холодно. Танцуем пьяный вальс, она пытается в пьяный контемп и показать, что еще может стоять на полупальцах, я не пытаюсь ни во что, потому что пару раз уже наебнулся.
Только когда ночь закрывает свои глаза-фонари мы возвращаемся обратно в отель.
-Пиздец, - говорит она, глядя в зеркало. - Я Джокер, - размазывая помаду к ушам.
Пьяный Джокер женского пола, это, скажу я вам, зрелище непереносимое в своей отталкивающей притягательности.
-Ты тоже старый и никому не нужен, - говорит она, уходя в душ.
Я киваю и, не раздеваясь, падаю на кровать, не имея больше силы говорить. Рассвет разгорается, а такие вампиры как я сильны лишь ночью, солнце лишает нас власти, безжалостно стирая весь потусторонний шарм и обнажая возрастные морщины.
Надо было бы написать, что дверь ванной приоткрылась и она сказала что-то вроде «ты тоже мудак, но спасибо», но было бы неправдой, было бы как в кино, когда сценарист пытался в типаж сильной женщины, но не смог.
Фальшиво и на вкус как картон с блестками.
Ночь убегает прочь от нас на мягких лапах, унося в себе шесть пьяных часов. Лучших на свете, пьяных живых часов, прокуренных триста шестьдесят минут, наполненных всем.
И это все — настоящее.



Для  Тэллиэн
Tardigrade Inferno —Lovely Host

"Позвольте себе роскошь - ваше новое тело, оснащенное всем необходимым. Изящный дизайн и плавность линий, абсолютно новая система координации самых сложных жестов, новейшие..."
Кир не стал дослушивать рекламу и смахнул изображение в сторону.
У него самого уже была эта роскошь и он прекрасно представлял все плюсы и минусы владения собственным телом.
Тело досталось Киру по наследству, потому он хоть налог за него не платил. Неплохое тело - женское, белое, с красивыми ногами и процентов на тридцать улучшенное. Прошивку, конечно, давно пора было бы обновить, да и некоторые суставы модифицировать, но, в целом, тело было очень даже ничего.
Кир сдавал его в аренду посуточно и особенно не жаловался. С тех пор как все перебрались жить в сеть, желающих вспомнить набор реальных, а не синтезированных ощущений хватало.
Обслуживание тела, конечно, стоило дорого, после некоторых клиентов приходилось оплачивать полную детоксикацию и проводить косметический ремонт, но, за исключением мелких деталей, Кир был им доволен.
Он работал исключительно через проверенные сервисы, предпочитая платить процент, страхуясь от угона и таких повреждений, которые косметическим ремонтом уже не исправишь.
Пиликнуло новое сообщение. Очередной клиент желал окунуться в мир где есть гравитация, больные зубы, неуклюжие конечности и все очень медленно.
Кир перевел внимание на ник. "FluffyPuffyCat" улыбалась и рассылала во все стороны воздушные поцелуи с аватарки.
-Привет-привет! Ух, какое красивое тело, хочу на выходные арендовать, скажи мне цену сколько будет стоить? - затараторил резковатый и немного истеричный женский голос. Кир поморщился, но на его аватаре это не отразилось, потому как он давно выключил двустороннюю связь с двойником. Вежливо перечислив клиенту все условия и периодически прерываясь, чтобы выслушать поток дурацких вопросов, он скинул все требуемые трехмерки - вот так она идет, вот так танцует, так сидит и улыбается. "FluffyPuffyCat" все устраивало, она восторженно охала и ахала, чем ужасно раздражала Кира, но бизнес есть бизнес.
-Я получил оплату, выслал вам ключи доступа. С семи вечера пятницы до семи вечера воскресенья тело ваше. Приятного дня.
Кир заставил аватара улыбнуться и помахать, после чего отключился.
-Придешь в Океан-2? - спросил его голос помощника, которого Кир модифицировал до уровня "приятель". - Сегодня катаются на яхте и гладят дельфинов. У тебя скидка пять процентов, один из хозяев сервера твой клиент.
-Да, пожалуй, - Кир прикинул, что денег с новой аренды ему хватит на то, чтобы отдохнуть пару деньков. - Прокидывай.

Оповещение от тела пришло Киру, нежащемуся на солнце, в аккурат с первым глотком коктейля. В отличие от настоящих, синтезированные всегда были ровно того вкуса, как надо и от них, разумеется, не было похмелья. Бывали, конечно, какие-то извращенцы, которые включали себе эту опцию, но Кир был не из них.
Кир открыл сообщение и коктейль перестал доставлять ему радость. "FluffyPuffyCat", тупая эта дура, писала ему о том, что у нее большие проблемы с координацией, она ничего не может наладить, у нее все плохо и все пропало, она будет жаловаться и требовать возврат денег.
Пришлось подключаться, исследовать систему, проводить диагностику, сканировать, и, вроде бы все шло неплохо, вот только в какой-то момент Кир понял, что управление телом больше ему не принадлежит.
"FluffyPuffyCat" улыбалась и рассылала во все стороны воздушные поцелуи с аватарки.

-Неплохо, - улыбнулся Хел, разглядывая свое новое приобретение в зеркале. Взрослая красивая модификантка, даже блондинка. Считай, повезло.
"СУКА!" - загорелось на периферии. "Верни мне доступы! Я в полицию напишу!"
-Попробуй, - мурлыкнул хакер, приподнимая ладонями пышную грудь и любуясь на отражение. Все каналы наружу Хел разумеется бывшему хозяину отключил в первую очередь. Все, что тому оставалось - ругаться, при этом даже не имея возможности оповестить об этом окружающих. Этакий необитаемый остров внутри отдельно взятой человеческой головы.
"У меня есть друзья. Тебя найдут"
-Конечно-конечно, пусть ищут.
Единственным, кто все это мог услышать, был Хел. Да и то, предпочел не слушать, а проглядывать в текстовом виде.
"Я заплачу выкуп".
-Быстро ты как. Я думал, еще поугрожаешь часа два, а только потом начнешь торговаться.
"Сколько ты хочешь?"
-У тебя столько нет. Я думал у тебя больше на счетах. Ну ладно, и это сгодится на первое время.
"СУКА!"

Высокая блондинка сидела на скамейке в старом парке и, жмурясь на солнце, с аппетитом поедала мороженое.
Хел одним из первых ушел жить в сеть. Во-первых потому, что она всегда была его домом, а во вторых потому, что его тело посадили. Ускользнул, ушел, потерялся. Наверное, его собственное тело уже десять раз умерло, пока он скитался по виртуальным просторам, всячески развлекаясь.
Ездил на сафари по Марсу, плавал с китами, исследовал фантастические миры. Сеть предоставляла возможность быть кем угодно где угодно. Хел предпочитал оставаться собой.
-Дайте денег, тетя, - наглый пацан плюхнулся рядом на скамейку. - Я знаю, што у вас есть. Мороженое то дорогое нынче. Клубничное небось?
-Шоколадное. И я рад тебя видеть, старый друг.
-Ты телка. Охереть. Ты всегда телкой был?
-Нет, это тело.
-А чего мужика не взял?
-Предпочитаю женщин. А вообще, на ней прошивка была старая и очень удобная. И бывший хозяин тоже.
Пацан фыркнул и тоже прижмурился на солнце.
Мимо проскакали два кота. Полосатый нес в зубах нечто, похожее на горбушку хлеба, второй, черный, воинственно орал и преследовал первого. Вряд ли из-за горбушки.
-Да-а, жизни там не хватает, - по стариковски горбясь, протянул пацан. - Мне птичка насрала в капюшон. Представляешь? Вот никакой рандом такого события не сгенерит.
-Факт, - Хел улыбнулся. - Я сто лет не был на Земле. Прекрасное место, как мне помнится.
-Да, стало получше, с тех пор как всякие мудаки свалили наконец-то в сеть, - подросток потянулся и вскочил со скамейки одним легким, гибким движением. - Пошли, угощу тебя кофе и пончиками. Только чур - ты моя девушка. Я ж школьник, ты понимаешь, мне реноме надо.
-Окей, пуговки три расстегну на блузке.
-Пойдет! Я рад, что ты вернулся.
Хел глубоко вдохнул теплый весенний воздух. Ветер пах листвой и солнцем, где-то орали птицы, солнце гладило кожу. В сети тоже самое и совсем другое, но никогда абсолютно новое. Пластмассовый мир победил, это оказалось не так плохо, но осталась тоска по вот этому необъятному, живому, непредсказуемому.
-Я тоже.



Для  Лоарр
Hurt - Wars

Легкие заполняет черная вода, соленая, горькая, морская. Помоги мне, боже.
Волны смыкаются надо мной, пока море влечет в пучину меня и того, кого я отказываюсь выпускать из объятий.
Пусть нас обоих сожрут морские рыбы, смешают нашу плоть и сольют воедино хотя бы так.
Мы познакомились на крыше заброшенной высотки, в день когда пепел немного осел и через мутную взвесь в воздухе показалось солнце. Я пришел туда прыгать, а он там курил, свесив ногу в бездну и ждал меня
-Человек живет одну секунду, - сказал мне незнакомец, - та, которая сейчас.
Я выдавил из себя подобие улыбки. Мне было насрать на эту философию, рак жрал меня жадной зубастой пастью и от чертовой боли перед глазами плавали жирные черные кляксы.
-Хочешь прыгнуть?
Я кивнул.
Он пододвинулся и сделал приглашающий жест, мол, пожалуйста. Как будто я намеревался пройти мимо него в каком-нибудь баре, а он совершенно не хотел мне мешать.
-Хочешь боль пройдет?
Я притормозил у края и посмотрел ему в глаза.
Глаз у него не было. Черная пустота пулеметного дула смотрела на меня с его лица. Если это можно было вообще назвать лицом, черты плавились и перетекали одна в другую. Мужчина, женщина, ребенок, старик, старуха.
Он взял меня за руку и кляксы застыли, замерзли, осыпались сажей. Ветер взметнул ее в воздух, припорошив мне брови и ресницы. Незнакомец провел кончиками бледных пальцев по моему лицу и, шумно вздохнув, слизнул с них эту пыль.
-Горько. Будешь прыгать?
Я сел с ним рядом, устало привалившись к его плечу и вдыхая странный запах раскаленного металла, что шел от его одежды.
Посмотрев вниз, равнодушно отметил, что там на асфальте валяется кусок тряпья и какой-то мусор вокруг. Собирались люди, кто-то кричал и требовал вызвать полицию.
-Это ведь мое тело там внизу?
-Было им.
-Но я же не прыгнул.
Откуда-то слышен шум приближающегося вертолета. Молотя лопастями воздух, с неба снисходит огромная черная туша, из подбрюшья которой смотрит на меня в упор безразличным взглядом незнакомца тридцатимиллиметровая пушка.
Помоги мне, боже.
-Ничего не бойся, - он стоит за моим плечом. Жарко, кругом пустыня, которую выжгло солнце дотла, каменная крошка хрустит под сапогами. Его ладони закрывают мое сердце, пока я варюсь заживо в собственном поту. - Человек живет одну секунду. Целься. Стреляй.
Я стреляю, снова и снова. Черные точки в оптическом прицеле моей винтовки бегут врассыпную, с каждым толчком приклада в плечо, я чувствую как удовлетворенно, сыто, вздыхает за моим плечом незнакомец.
-Еще, - почти интимно шепчет он и его голос звучит шелестом первой приливной волны, за которой идет шторм.
Под ногами трясется песок и на поверхность давно высохшего моря всплывает подлодка. Древнее чудище вытаскивает свое тело на поверхность, блестя полированными боками. Соленая морская вода попортила его шкуру, но оно все так же опасно. В своей утробе оно несет двух детенышей, каждый из которых способен сожрать по половине мира, если будет отпущен на волю.
Он обнимает меня, разворачивая к себе и целует жадно, запуская язык глубоко в мое горло. Мне больше нечем дышать и легкие заполняет черная вода, горькая, морская. Все горит внутри и соль разъедает меня изнутри, но я крепко обнимаю его в ответ, отказываясь отпускать обратно в мир.
Помоги мне, боже.
Я никогда не был героем, просто выполнял приказы.
Я никогда не хотел нажимать на ту чертову красную кнопку.


Для  Дариэль
Edvin Marton - Fanatico

У Алекса полный рот бритвенных лезвий и все они в его голосе.
-Заново, - режет он своих учеников этой отточенной сталью и те покорно начинают сначала. Каждый из тех, кто сейчас полирует паркет в балетном классе добился многого, но жаждет взлететь еще выше.
Мир изящного искусства жесток ровно настолько, насколько и прекрасен. Каждый из выламывающих суставы у станка хочет оказаться на вершине, там, откуда снисходительно протягивает руку Алекс, божество из металла и света, нечеловек и, сука, фанатик.
Он стоит, скрестив руки на груди и наблюдает за теми, кто тянется к свету, холодному и ослепительному, таким бьет софит в глаза, а вовсе не солнце. Тонкогубый, некрасивый, весь из острых углов, высокомерия и одиночества, как и положено всяким королям, правителям или божествам, вознесшимся на недосягаемую высоту.
Совершенным инквизиторским чутьем вместе с полным отсутствием уважения Алекс вытаскивает несовершенство из укромных темных углов под безжалостный свет и исправляет в два -три болезненных маха.
В его группу запись на год вперед, а когда освобождается место, то кажется, что поют ангелы и снисходит благодатный огонь. Некоторые перепродают место в этом раю, где щелкает кнут, а господь знает все о боли.
-Заново, - с фанатичным блеском в глазах режет по живому Алекс и все продолжается до тех пор, пока не наступает глухая ночь. Этот работает на результат, ему все равно сколько времени за окном, ему все равно сколько придется потратить, чтобы получить то, чего он хочет.
Уже глубокой ночью Алекс выходит на улицу и нервно кусает сухие тонкие губы. Легкие его подрагивают, на языке горчит, курить хочется чудовищно, хотя он бросил три года назад.
Как будто издеваясь над ним, как сотни раз до этого над всеми королями и божествами, в конце улицы показывается тихо плывущий крохотный огонек сигареты.
Надо же было такому случиться, черт, черт, черт, а воля, стальное лезвие, затуплена сегодняшним днем окончательно. Шутка ли десять человек тащить на себе, заставляя, подчиняя, подхлестывая и на самого себя ее не остается.
-Можно мне? - спрашивает Алекс неуверенно и робко у случайного прохожего. Что именно ему можно прохожий не спрашивает. Молча протягивает пачку, щелкает зажигалкой.
Алекс глубоко втягивает дым в легкие, у него тут же кружится голова.
Прохожий стоит и смотрит на то как трясутся бледные руки этого врача. Он решает, что незнакомец хирург, он именно так их представлял - худыми, нервными, с некрасивой, но очень жесткой линией тонких губ.
-Херовый день?
-Херовая жизнь, - откликается Алекс, жадно затягиваясь и опираясь спиной о фонарь. Его ведет и тошнит, но этого недостаточно, нужно больше.
-Эй, тебе нужна помощь?
Алекс кивает. Ему очень нужна помощь, но нет такого стационара, в котором ее оказывают. У бегунов после марафона сводит ноги. У Алекса свело волю и он сейчас не способен даже на то, чтобы выбрать себе что-то на ужин.
Бывают ли врачи наркоманами? Таким вопросом задается Билл, глядя на то как кашляет и трясется странный человек. Что-то не позволяет ему оставить наркошу и продолжить свой путь домой. Повинуясь непонятному он делает шаг ближе к этому человеку, который смотрит с отчаянием жертвы, которая жаждет, чтобы ее догнали.
Билл подставляет плечо хирургу-нарику и тащит в бар. Алекс даже не спрашивает куда его ведут, безропотно следуя за. Билл заказывает пива, которое Алекс запрещает своим ученикам под страхом смерти и Алекс пьет его так же покорно. В нем разлито ужасающее безразличие ко всему происходящему и ему от этого хорошо.
Билл рассказывает как его выгнала любовница, а еще о том, что у его жены испортился характер после рождения ребенка, а также о том, что купил ботинки на размер меньше.
Алекс слушает все это с любопытством принца, сошедшего в народ. В мире, где живет Алекс столь приземленное и бытовое не обсуждают. Если только между собой, за закрытыми дверьми, но уж точно не с ним и не то, чтобы он грустил по этому поводу.
Но сейчас он слушает, пьет пиво, жует пропитанную отвратительно пахучим маслом гренку к пиву. Его пальцы жирные, но он даже не пытается вытереть их, прежде чем взяться за стакан и в результате все стекло в отпечатках.
Билл предлагает покурить еще и Алекс курит еще. Еcли бы Билл предложил отсосать, Алекс бы отсосал, прямо здесь, под столом или в туалете. Если бы Билл сказать отдать ему телефон, банковские карты, Алекс бы отдал. Но Билли не из таких, он ведь хороший парень.
Через три часа Алекса отпускает волевой паралич, он платит за пиво, скупо благодарит Билла, который спьяну не особенно понимает что произошло и наконец уезжает домой.
-Заново, - режет наутро Алекс очередных желающих отрастить крылья. - Это отвратительно, имейте совесть. Я же на вас смотрю.
Неизвестно, что каждый из класса мечтает сделать с этим фанатиком Терпсихоры, кладущим на ее алтарь жертву за жертвой, но взгляды, обращенные на Алекса полны смесью восхищения и ненависти.
Цепляя каждого за мягкую плоть, он волочет их за собой на Олимп. Большая часть умирает по дороге, проклиная на разные лады это некрасивое божество.
-Заново, - Алекс пластает голосом учеников как су-шеф ножом филе лосося. Быстро, остро и тонко до прозрачности. Выбрасывает лишнее, а то, что осталось, тащит все выше и выше, не жалея сил.
В конце концов, Пигмалион затупил не один резец, пока освободил из камня свою Галатею, так и Алекс свою волю, рабочий инструмент, не один раз затупит и отточит.
-Фанатик, сука, - рыдает от судороги в сведенных мышцах очередной, не сумевший выдержать этот подъем. Крючья прорвали его кожу, вышли с мясом, оставив валяться внизу безо всякой надежды на спасение.
Алексу все равно, он кривит губы, вцепляясь стальными когтями в мягкое мясо очередного, ведь Терпсихора не терпит слезливых жалоб и жирных отпечатков на прозрачном стекле.
-Фанатик, сука, - восхищенно шепчет тот, которого Алекс втаскивает все-таки под небеса.

запись создана: 04.12.2019 в 19:10

@темы: Творчество, рассказ

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Постигровое. Сюэ Ян

Да будь ты проклят и провались со своей невозможной добротой. Зачем вообще слез со своей горы, блаженный идиот. Люди не поступают так, это нечестно.
Ха.
Нечестно. Это что-то детства, когда ты маленький и слабый, и ничего не можешь сделать, кроме как валяться в грязи и рыдать. Жалкая тварь, ни на что не годная пакость.
Мне трудно дышать, меня дерет изнутри какая-то дрянь и я никак не могу от нее избавиться. Это все твоя вина.
Я был неуязвим, а ты взял и отобрал у меня силу, оставив взамен гадкое ощущение, которое даже не потрудился для меня назвать, а мне откуда, скажи, знать как оно зовется?
Нечестно, святоша.
Я так старался тебя испачкать - не вышло. Пролил море крови - его не хватило. Забраться бы тебе в душу, перетряхнуть там все, найти наконец подтверждение тому, что ты врешь, что ты такой же как все люди, такой же как я. Меня бы отпустила эта дрянь, которая прорастает из-за ребер куда-то вглубь, я бы избавился от нее.
Но даже осколки твоей души, сука, чистые.
Бросил меня и ушел, туда, куда даже мне не удалось дотянуться. Сколько бы крови я не пролил, скольких невинных обожаемых тобой людей не перерезал, все без толку, все зря. Хоть ложись мордой в грязь и рыдай, как детстве.
Как называется эта дрянь, дай ей имя и я обрету над ней власть, вырву хоть с парой ребер, невелика цена за то, чтобы снова стать таким, как прежде.
Молчишь. Предатель.
Человек всего лишь мясо, кости, жилы, требуха и кишки, полные дерьма. Оно все думает, что на что-то способно, правда только до тех пор, пока его не вскрывают. Тогда глупое мясо немного визжит, дергается и потом затихает. Тухнет и становится ничем.
А ты говоришь, что это все достойно прощения и понимания. Ты такой дурак, что я останусь с тобой подольше. Когда еще встречу подобное?
Только выходит, что дурак тут я, ты отравил меня чем-то, когда я потерял бдительность. В конфетах этих что-то было, наверняка.
Правда же?
Не знаю как называется этот яд, от которого мне так плохо, только и всего. Узнаю, избавлюсь и стану прежним.
Вернуться бы обратно, я бы убил тебя сразу, пока еще ты, обманщик, не успел лишить меня силы.
Мне снился кошмар, даочжан. В нем ты валяешься мертвым, а я сначала устроил тебе могилу из целого города, а потом долго искал. Тогда не нашел, нашел сейчас.
Посмотри на меня, хочу чтобы ты видел - меня.
На самом деле, я где-то там подыхаю в канаве, с отсеченной рукой и несколькими дырками в глупом мясе, а это все только бред перед смертью, нет у меня иллюзий про волшебство и спасение для слабых, а я сейчас слабее всех.
Но от того, что ты есть - эта дрянь за грудиной грызет меня меньше.
Давай ты будешь и дальше.

@темы: Творчество, РИ

---

Давно не брал я в руки шашку

Чудовищно, скажем прямо, давно.
Живые люди, я хочу вам что-то написать.
Поэтому:
Вы мне - песню.
Я вам - зарисовку, рассказ, роман - как уж пойдет)

Для  Анатомическая кукла
Ordo Rosarius Equilibrio - Imbecile, my idiot lover

Тем вечером он позвонил мне и сказал, что цветы можно не покупать, потому что премьеры не будет.
-Я сломал спину, - буднично так, как будто у него балетка порвалась, которую он только вчера купил.
Признаться, я решил, что это шутка. Дурацкая, безумно дурацкая, отвратительная злая шутка. Это просто не может быть правдой. Если там, на небесах кто-то сидит, то должен же понимать очевидное!
В этот мир он был рожден для того, чтобы танцевать. Пришел для того, чтобы мы все следили за ним, взмывающим в воздух на невидимых крыльях и понимали — вот оно, божественное. Нечто большее чем то, на что вообще способны люди, нечто настолько прекрасное, что нельзя выразить до конца и полностью. Нечто такое, что лишает воли и заставляет плакать.
И вот он — и вдруг сломал спину?
Что за ерунда. Так не бывает.
Я приезжаю в театр и вижу мигалки амбуланса у служебного входа. С глупой ухмылкой курит на ступеньках хореограф. Рядом сидит половина труппы, перебрасываясь истерическими смешками и полными неверия взглядами.
Где это видано, чтобы гении ломали спину на взлете.
Где это видано, чтобы солнце взрывалось.
Потом я много раз прокручивал в памяти произошедшее и пытался поймать тот самый момент, когда на самом деле понял, что не будет ни этой премьеры, ни какой либо еще.
Когда поговорил со всем сонмом лечащих его врачей? Сто раз спросил всех этих седых профессоров правда ли, что это навсегда, правда ли что он никогда не встанет с коляски?
Когда сидел в палате и смотрел на него, падшего ангела? Он и правда был им, прекрасным и бледным, жестоко отринутым тем богом, которому верно служил всю жизнь.
Нет.
Пожалуй, я понял что все происходит на самом деле тогда, когда вкатили коляску. Металл и пластик, и электроника, два колеса и пульт управления. Вот твой ад, Люцифер. Крылатый некогда, теперь будешь лишь ползать, обреченный, прикованный.
-Выучусь на кого-нибудь, - поводит совершенным плечом мой Люцифер и кривит губы, - надо же как -то жить дальше. Кем такие, - он тычет пальцем в свои ноги, - вообще работают?
Вот тогда, господин судья, я все и решил. Кто-то должен был ему помочь снова взлететь, а не ползать в этом ублюдочном мире, который лишил его крыльев. Не убил его, нет, я освободил, ведь так любил его, господин судья.
Вы дадите мне срок за убийство, но я то однажды смогу выйти из тюрьмы. А он бы из своей не смог.
Я его выпустил из пожизненного заключения и теперь он, я верю, парит где-то в небесах, недостижимый и бесконечно свободный.


Для  Kitana Hammer.
Five Finger Death Punch - Boots and Blood
Предупреждение: в тексте будет мат без цензуры.

-Шо светлости угодно сегодня? Перепелячьих язычков или жоп ежиных в каком-нибудь хитром соусе? А, светлость, шо молчишь то?
-Не нужно ничего, благородный страж. Благодарю тебя за заботу.
-Тьфу ты, - сплюнул на каменный пол "благородный страж", которого так отродясь никто не называл и почесал шею под бородой. Пленник не жрал пятые сутки, был неоднократно бит на допросах, но ни разу не сказал ни единого бранного слова. Ни словечка.
Глядел надменно и выражался так, как будто у него тут сплошь кружева всякие и вилки золотые.
Значительно дальше кружев и вилок представление самого тюремщика о жизни благородных господ не заходило. Вернее, были там еще знатные женщины, все сплошь белые, мягкие и приятно пахнущие, но в том каменном мешке, где держали пленника их тоже не наблюдалось.
Сам пленник был из этих проклятущих мракобесов, мрачников, которые не верят в преблагое и пресветлое Солнце, а поклоняются мерзкой падшей Луне. Как объяснял светлый жрец, женщины мрачников рождаются сразу старухами и едят живых солнечных детей для того чтобы помолодеть. Мужчины все сплошь извращенцы, женятся на других мужчинах, бледные и хилые, и драться не могут, потому как проклятые.
Неизвестно как там с женитьбами, но с хилостью точно напутал что-то жрец. Пленник, который был самый что ни на есть мрачник, в драке успел троих в рядочек положить, прежде чем его самого повязали. Причем,поймали его безоружного, когда он в речке плескался. Может, мылся конечно, но жрец говорит - воду травил.
Сидит теперь в подвале, выпрямив спину и сверкает глазами в темноте, как кот. Морда вся разбита, белесые волосы в колтун сбились, из одежды на нем только его собственная кожа, а держится гордо. Даже ошейник, который на него нацепили, выглядит как цацка дорогая. Видать, княжеская порода везде одна, что тут, что в мрачных землях.
-Соизвольте тогда хоть водички выпить. Я же знатных пиздюлей получу, коли вы помрете в моих владениях, - проворчал тюремщик, просовывая под дверь миску с водой.
-Благодарю, честный страж, - бесстрастно откликнулся пленник, не повернув головы, но чуть поморщившись. С допроса его принесли полчаса назад и на полупрозрачной коже, некогда белой, а теперь серой от пыли и грязи, добавилось новых ожогов и ран.
Должно быть, все это ужасно болело даже от того, что он моргал.
Тюремщику вдруг стало жалко пленника и стыдно за то, что жалко. Он одернул себя, напомнив, что это же мрачник, а они все проклятые извращенцы и жалеть их не следует.
Но, заступив на смену в следующий раз, тюремщик принес гордецу травяной отвар, которым рекомендовалось промывать свою красную плоть, если она вдруг выглянула из под кожи под свет благого солнца.
У мрачника подкожная плоть тоже была красная и сочилась красным, так что должно было помочь.
Через три дня стену тюрьмы проломила неведомая проклятущая сила, размазав охрану по камням с той же легкостью, что ребенок мажет клюквенным соусом пирожок. Вышло далеко не так аппетитно, но куда живописнее.
Жалостливого тюремщика неведомая сила, однако, пощадила, как и нескольких других людей из гарнизона крепости.
Точно напутал что-то солнечный жрец. Эти с подлунных земель, пусть хоть десять раз извращенцы, воины были отменные и дрались знатно.
-Что прикажете делать далее? - спросил командир неведомой силы, стоя навытяжку перед освобожденным предводителем.
-Да жгите тут все к хуям, - хмуро откликнулся мрачник, потирая оставшуюся от ошейника отметину. - Съездил, блядь, отдохнул. Искупался и поохотился. Пиздец, где вас носило две недели?
Бывший тюремщик присвистнул, пока перед главным оправдывались за задержку. Вот тебе и княжеская порода, вот тебе и кружева.
Поймав ошеломленный взгляд своего бывшего надзирателя, мрачник усмехнулся.
-Маг я. Колдун по вашему. Нам надо аккуратно говорить и, особенно, ругаться. Сбывается.
-Хреномант, значит, - с пониманием покачал головой тюремщик. - Понятно почему твою светлость в ошейнике держали. Так разик ругнешься и все — полный зад коней у начальника тюрьмы.
Мрачник отвернулся, пряча улыбку.
-Не влезут. Но мысль верная.
Тюремщик молча кивнул, опасаясь далее продолжать диалог с хреномантом. А что, если травяной отвар захотелось принести после того, как колдун назвал "благородным стражем"? А что если его попросить еще чего-то такое хорошее сказать?
А вдруг - ну, там - вырастет?

Для  Локи
Megaherz - Einsam
Предупреждение: в тексте будет мат без цензуры.

Возле подъезда терся какой-то непонятный мужик, а я поэтому долго курил возле салона красоты "Лилиана", делая вид, что меня очень интересует процедура тримминга бровей.
Знать бы что это еще такое.
Хотя нет, лучше не знать.
Выпитый на работе кофе в буквальном смысле подходил к концу, а мужик все не собирался никуда валить. Крутился, разглядывал что-то у дверей, постоянно смотрел в телефон и явно кого-то ждал.
Как бы не меня на самом деле.
Я немного наследил недели три назад и мне не то чтобы хватило времени за собой прибраться. С тех пор вот и ходил, оглядывался. Так, на всякий случай. Здравая доля паранойи еще никому не мешала, особенно, если у тебя есть основания немного параноить.
Кофе пришлось идти выливать из себя в хачапурную неподалеку. Там же заодно и поужинал, убив еще полчаса.
Если вернусь, а мужик там - тогда точно неладно дело.
Но когда я аккуратно заглянул во двор, то мужика там уже не было. В подъезде и на этаже, что хорошо, тоже.
Дома меня ждали недопитая кружка чая на столе и включенный в туалете свет.
Либо я забыл его выключить, либо мой друг.
-Я дома, - швыряя ботинки в угол и стаскивая куртку. Блин, куревом от нее пасет конечно - мое почтение.
На кухне зажегся свет и щелкнул кнопкой чайник, включаясь.
Заботливый.
У всех нас были выдуманные друзья в детстве. Только я вырос, а мой друг перестал быть выдуманным полностью.
Я иногда краешком глаза мог его зацепить. Ничего интересного, просто худой сутулый парень в очках. Такой же, в общем то, ботан как и я.
Другие его, понятное дело, не видели.
Он включал свет и ставил чайник, когда я приходил с работы. Иногда забывал выключить свет в туалете. Разбрасывал мои вещи и мусорил, но не так много как я. От меня срача было куда больше. Вытряхивал пепельницу. Менял полотенца. И в целом вполне устраивал меня как сосед по квартире, но была во всем этом одна нестыковка.
Я жил один всегда и никогда не подселял к себе каких-то непонятных дрищей.
Ну, выдуманные друзья, сказка про Карлсона, обычное дело. С возрастом пройдет.
С возрастом не прошло.
Я думал, он мне будет как-то помогать. Типа мой двойник или что-то такое, как в фильмах в общем. Что вместе мы будем какие-то суперклассные парни, которые будут грести бабло лопатой и круто выглядеть.
Хер.
Не случилось.
Он просто был дома, иногда включал чайник, иногда музыку и мне, в принципе, было норм.
Получается, что я как бы и не один, верно? Не такой уж и хиккан, раз у меня дома кто-то живет. Лучше бы конечно у меня дома жила девушка, но они у меня не заводились никак.
Как, кстати, и кошки. Убегали.
Так что, внимания современных богов - сисек и котиков - я был лишен начисто.
Еще у моего друга прослеживалась одна странность - он начинал очень волноваться, когда я пытался рассказывать ему что-то интересное про работу. Везде включался свет, хлопали двери ванной и туалета. Такое впечатление, что он начинал бегать по квартире и что-то искать.
В общем, разговаривать с ним я прекратил, ограничиваясь короткими приветствиями. Да и, наверное, так себе был бы из него собеседник.
Раньше я немного его боялся. Ну, он ведь, если подумать, то призрак или полтергейст, или еще какая-то хрень. Я думал его вывести и даже - смешно вспомнить - обратился в контору типа охотников за привидениями. Позвонил туда, поржал конечно, мол у меня дома живет какой то пацан астральный и все такое. А мне в ответ на серьезных таких щщах, мол адрес говорите, придем посмотрим.
И ведь приехали. Серьезные деловые ребята, на дорогих строителей похожие. Собранные такие, с чемоданом и приборами. Померили что-то. Сказали, что искривление несерьезное, один стабил поможет и вручили херню, на вид неотличимую от шайбы. Рекомендовали держать в квартире — тогда все пройдет.
И все прошло.
Я приходил домой, а на кухне не зажигался свет и не вскипал чайник. Никто не разбрасывал вещи и в пепельнице копились мои окурки. Дверями не хлопал, когда я начинал петь в душе.
Одиноко как-то стало.
Ну и выкинул я ту шайбу на хер. Пусть его искривляется дальше.
Щелкнул и выключился вскипевший чайник.
-Вдруг тот мужик у подъезда меня спалил? - спросил я пространство пустой кухни. - Может, свалить куда-нибудь в деревню?
Хлопнула входная дверь.
Точно. Надо ненадолго свалить. Тогда все образуется.

-Блядь, Петя, ты заебал. Ну какие призраки? Отпуск возьми уже или я не знаю что.
-Он жрет мою еду. И курит! А я не курю. Я себе чай завариваю, а он его жрет, - Петр Иванович, аспирант на кафедре математики, нервным жестом поправил очки на переносице. - Мне уже пора выезжать к тебе в больницу?
Усталая женщина с той стороны экрана посмотрела на Петра уничижительно.
-Петя, ты здоров. Если у тебя дома фантомные мужики, то я тебе даже немного завидую. У меня дома нет никаких. Выпей вискаря и валерьянки. И не еби мне душевный покой.
-Он в какую-то деревню поехал, - скорбно сказал Петр Иванович, бездумно глядя на цветную вывеску салона красоты «Вивиана» во дворе. - А я крышей еду. Может не надо мне эту диссертацию?
-Хуяцию. Чмоки, - проворчала его собеседница и выключила скайп.
В ванной капала вода.
Никто не курил и не рассказывал про какие-то даркнеты, кардинг и фишинг. Не хлопал входными дверями и не кидался вещами.
Петр Иванович потер переносицу и пошел пить вискарь по совету сестры.
В конце концов, призрак наверняка опять вернется. Он всегда возвращался, а с ним становилось не так одиноко.
Девушку только не завести, конечно, с таким то соседом. С другой стороны, главная девушка в его жизни сейчас это диссертация.

-Але! Да, я тут на Якорной писят, у подъезда. Леха был прав - кривит пиздец! Мы вроде ставили же стабло сюда уже? Ну, я не помню, может пару лет назад. Короче, че делать то? Не трогать? Слушай, а если опять какой-нить курьер с доставкой еды проебется из отсюда в туда? Ладно, ладно, нет бюджета так нету. Я свое дело сделал, дальше вы там разбирайтесь.
Парень убрал телефон в карман и, напоследок кинув взгляд на то место, где явным образом кривилось и дергалось, сводя два разных мира в одну точку, пошел к трамвайной остановке.
Пока она тут еще была. Вон, где-то в Москве, рассказывали, ночью однажды так покривело - трамвай без рельсов ушел!
И даже какой то рыжий мужик на нем уехал непонятно куда и насовсем.

Для  Аэлирэнн
Christen Moony - Aisling Song

Опуская руки по локоть в холодную воду озера, Майя искренне понадеялась на то, что хотя бы на сегодня все их проблемы закончились.
Главное, что у них есть с собой вода и еда, им есть где поставить палатки и завтра все непременно уладится. Кто-нибудь обязательно дозвонится в город или организаторам игры, оттуда приедет человек, который знает маршрут и вывезет их отсюда.
Конечно, там найдутся и другие люди на машинах, которые в этом всем разбираются и тоже приедут, и все починят. Или машина просто перегрелась или что-то такое, а до завтра остынет.
Умыв лицо и руки, Майя вернулась к остальным.
Хмурый Руст колдовал над костром, который никак не хотел разгораться, Майсун с Гором натягивали тент. Пятый член отряда, здоровенный лохматый Михал Михалыч просто валялся по траве в свое удовольствие, набирая в белую шкуру веточки, травинки и лесных муравьев.
-Заехали пораньше, как же, - ворчал Руст, раздувая еле-еле занимающееся пламя, - и с мастерами поговорили, и в хорошем месте поставились. А я говорил, что не надо ехать туда, куда говорит навигатор, но кто же меня слушает. Я говорил, что не было тут никакой другой дороги, что глючит оно. И вот - пожалуйста.
Майсун закрепила обвязку тента и села на землю, устало привалившись спиной к дереву. Молча зыркнула на Руста, так же молча закурила и выдохнула в его сторону дым.
Майя вздохнула. Было немного завидно, потому как у нее так никогда не получалось, как у Майсун, так, чтобы только посмотреть и все становилось понятно. Может потому, что Майя не обладала такими беспросветно черными глазами и вообще ведьмой не была.
Сама Майсун свое ведьмовство не отрицала, но и не подтверждала. Говорили, что гадает она отменно, сбывается прям один к одному. Про нее вообще много болтали: и цыганка она, и сглазить может, и гипноз знает.
На стенания Руста ответил Гор, усаживаясь рядом с костром.
-Ты был прав, - просто сказал он и стал смотреть в огонь.

Эта стоянка в лесу для них не была чем-то совсем уж выдающимся. Да, запланировано было не так, да, место незнакомое. Но сколько раз они все вместе ездили по разным играм и вставали вот так на ночь в разных лесах? Раз пятьдесят уже точно. Так что, бывает. Просто еще одна стоянка в лесу.
-Будем дежурить? - Майя посмотрела на Гора впрямую и украдкой на Майсун. Главным считался Гор, конечно, два метра сплошных мышц и добродушия, но когда цыганка что-то решала, то лучше было сделать по ее.
Руст скривился.
-Дежурить? Ты серьезно, Май? Давай доедем до полигона и ты там поиграешь в это вот все, - он сделал неопределенный жест рукой. - А тут то чего? До ближайшей деревни километров сто, медведей кроме нашего Мишки точно нету.
Михал Михалыч развернул оба уха в сторону Руста и постучал хвостом по траве, давая всячески понять, как рад тому, что о нем говорят.
Михал Михалыч был помесью породистого маламута с каким-то подлецом дворянских кровей, потому уродился редкостно волосатым, очень добрым и веселым, но недалеким псом. Мог, например, сожрать Горов тапок и потом грустным басом ныть на одной ноте.
-А вдруг кто придет? - не сдавалась Майя. - Место здесь вообще непонятное, ты сам сказал!
-У нас вон охранник есть, - Руст кивнул на Михал Михалыча. Тот радостно гавкнул и помахал хвостом. - Видишь, он согласен.
Майсун докурила и завернулась в куртку плотнее, зябко поведя плечами. Ей было необъяснимо плохо здесь. Тревожно до того, что крутило живот. Беспричинно.
Гор посмотрел на свой отряд, костер, палатку и машину. Верный железный конь, побывавший на трофи-рейдах и в болотах, встал как вкопанный посреди ровного места и двигаться дальше отказался.
В ночной темноте разобраться с этой загадкой точно не получится, надо ждать утра.
-Руст снова прав. Михалыч разбудит, если что.

Майя проснулась ночью от того, что Майсун трясла ее за плечо.
-Что случилось? - уже понимая, что наверное ничего хорошего и чувствуя, как позвоночник прихватывает ознобом. Так бывало, когда на рассвете будил звук рога и часовой орал «Тревога!»
Только сейчас это не игра.
Майсун приложила палец сначала к губам, а потом к уху.
Майя прислушалась.
Кто-то низким голосом, очень похожим на Горов, стонал и вскрикивал. Да так, что сразу понятно, что не от боли. Очень хорошо было Гору, судя по издаваемым им звукам.
Потом стал различим и голос Руста, который не так громко, но тем не менее очень отчетливо давал понять, что близок к достижению нирваны, рая и прочих приятных мест.
Палатки сразу поделили на "мужскую" и "женскую", то есть в одной девочки, в другой мальчики, то есть, в той они точно вдвоем, но кто же знал...
Майя почувствовала как горячая кровь приливает к щекам. Одно дело писать фанфики про однополую любовь между персонажами книжек, а другое дело сидеть и слушать как в соседней палатке неистово трахаются два мужика.
Которые к тому же, вроде бы, ну совсем не об этом.
Были.
-Они там... - вопросительно глядя на Майсун. Лицо ведьмы было непроницаемо. - Ну... это?
-Не знаю. Одевайся, пойдем смотреть. Чертов пес молчит еще. Где топор?
Аккуратно выбравшись из палатки, женщины быстро осмотрели лагерь. Вон видна машина, вот потушенный костер, а вот и полянка.
В горле у Майи что-то противно булькнуло.
На поляне сидела голая девочка лет двенадцати и перебирала густую собачью шерсть. Михалыч балдел.
-Ты кто? - громко спросила Майсун, сброшенной на сгиб локтя курткой пока еще прикрывая топор.
Девочка повернулась к ним.
-У нее четыре зрачка, - свой голос Майя услышала как будто со стороны и стало очень смешно. Так ужасненько смешно — ночь, луна светит на какого-то странного ребенка на поляне, потерялась бедняжка наверное в этой глуши, заблудилась. У нее правда что-то с лицом и глазами, но это как-то слишком невежливо, чтобы смотреть пристально, у нее совсем что-то не то с лицом.
Жуткий ребенок хихикнул, точно откликаясь на Майины мысли.
В «мужской» палатке продолжали стонать на два голоса, но как-то все менее радостно, а все более отчаянно.
Майсун поудобнее перехватила топор вспотевшей ладонью. Такая себе была ситуация - мужики трахаются, девчонка в истерике, пес под кайфом, а напротив...
Зубы у твари огромные. И челюсть непропорциональная.
-Адин на-а а-аадин, - старательно артикулируя не предназначенной для этого пастью, проговорила нечеловеческая девочка и встала. Ноги у нее были очень длинные и гнулись коленями назад. - Сьем!
Майсун отпрыгнула назад и наобум махнула топором. Лесная тварь была быстрой, но топор острым и железным.
Это, черт подери, должно же стать более важным, чем то, что он острый, правда?
Холодное железо всем правит с давних пор.
-Железо, - сказала Майсун, выставив его перед собой. - Видишь, тварь? Же-ле-зо.
Девка улыбнулась.
-Горя-а-чайа. Жы-ы-ывайа. Ты!
Еще одного ее прыжка Майсун уже не увидела.
Майя развернулась, медленно опустилась на траву рядом с блаженно сопящим Мишкой и почесала того за ухом. Тоненький истерический голосок на задворках ее сознания умолял ее бежать отсюда, куда угодно, только подальше, пожалуйста, от этого места. Бежать, не оглядываясь на то, как двенадцатилетняя девочка погружает руки по локоть в живот Майсун, вытаскивая покрытые кровью кишки, и начинает их жрать. Бежать, спасать свою жизнь, ведь _это_ сейчас доест и...
Но Майя решила дождаться прихода мастеров. Это же все игра, так? Они же ехали на игру. Тут произошло ключевое событие, значит, скоро координаторы прибегут. Надо просто подождать.

Утром сворачивались быстро и без особых разговоров. За завтраком Руст и Гор старались друг на друга не смотреть. Где это видано - остались вдвоем в палатке на ночь и каждому приснилось отменное порево. Хорошо, что хоть с бабами. Правда, женщины в этих снах были рогаты и имели длинные ноги, оканчивающиеся раздвоенными копытцами, но во сне это воспринималось как нечто весьма пикантное.
Но все равно как-то неловко друг перед другом.
Майя морщилась и терла висок. Ей снились кошмары, в которыъ что-то древнее охотилось за ней в лесу, гнало, как дикого зверя, не давая вздохнуть. Отвратительные сны.
Майсун напевала, заплетая косички, глядя в зеркальную гладь холодного озера. У ее ног самозабвенно валялся пес, похожий на большое облако. Такой же белый и мягкий.
-Па-ангур Бан? - с сомнением протянула она, глядя на собаку. Не очень-то ему подходило такое имя.
Один Высокий как-то сказал, что теплые смертные больше не строят из дерева маленькие города, а живут в огромных каменных скалах, провертев в них тысячи пещер. Они немного научились колдовать и умеют говорить друг с другом через какие-то тонкие коробки, которые прикладывают к ушам. Они совсем ни во что не верят, окончательно выйдя из-под защиты своих традиций. У них почти не рождаются люди, способные стать вместилищем для чего-то большего, чем они сами.
Ей пришлось подождать долго, прежде чем пришла подходящая ведьма. Прежде чем пришло тело, в котором она поедет смотреть новый мир теплых смертных.
Михал Михалыч вопросительно гавкнул, умильно тычась большой головой куда-то в колено той, которую раньше звали Майсун.
Она склонилась к нему и почесала зверя между ушей длинными черными когтями. Пес в восторге рухнул на землю и начал кататься, стремительно меняя цвет своей шкуры с белого на черный.
-Пангур Дуф, - уверенно сообщило создание, пахнущее лучше, чем что либо ему известное на свете. Лучше чем лес, лучше чем муравьи, кошки и птицы, лучше чем весна и тот интересный желтый лист. Лучше чем все и одновременно как все это сразу. Лучшее в мире создание дало ему новое имя и пес был этим абсолютно счастлив.
-Мы едем? - крикнули от стоянки. -Ветер поднимается! Как бы не буря шла!
Она потянулась, поднимаясь на ноги и широко улыбнулась.
-Едем!
Лес шумел и смеялся, провожая и разворачивая верную тропинку под ноги.


Для  Тэллиэн
Aviators - Godhunter

Ночью разорался телефон, который я забыл поставить на беззвучный.
-Привет, разбудил? - голос хриплый и пьяный, где-то на фоне свистит ветер и слышен шум проезжающих машин.
-Полчетвертого ночи, - ответил я, садясь в кровати. - Что случилось?
-Можно приеду? - трещит сигарета, он глубоко затягивается, пока ждет моего ответа. Как будто бы не знает уже этот ответ. Как будто звонит не из вежливости и предупредить — привет, скоро буду — а на самом деле интересуется, можно ли приехать.
-Приезжай.
Надеюсь, просто стало одиноко, а не опять он во что-то встрял.
Каждое полнолуние эта история. Я шучу, что все нормальные оборотни превращаются в волков, а мой просто дуреет и вляпывается в какое-то фантастическое дерьмо.
Например, год назад он позвонил из другого города и светски сообщил, что его посадили и не мог бы я приехать, и как-нибудь помочь. Осенью в шторм перевернулся на каком-то сраном баркасе, чудом выплыл и просил привезти сухую одежду.
Нелепое мое божество, в чем я ему никогда конечно не признаюсь. Какие времена, такие боги.
«Ты же разрываешь мне сердце, мудак» - так я однажды начал письмо с признанием в любви, но, конечно, никогда не показал.
Я ее сталкерил бесконечно в соцсетях, искал и караулил, даже кое-чему полезному из компьютерного всякого научился, прежде чем нашел.
Мы ж друзья, да-а.
Хотя кому я вру, какие друзья. Сижу вот, глушу вискарь ночью при слабом свете монитора в лучших традициях юности, пока жду его.
Ее.
Черт знает как это называется, когда она вроде девушка, но говорит о себе как о парне и носит такие шмотки, которые...
В общем мужскую рубашку на голое тело, например. Мою. Или майку — тоже мою и тоже так, без всего.
Она высокая и худая, у нее длинные черные волосы и невозможные колдовские глаза. И поставленный удар левой. И тонкий нож в ботинке. И сумасшедший голос.
Я с ума схожу, когда он поет. Вот когда поет, то это точно он, безо всяких сомнений и мне даже в голову не приходит подумать иначе.
А когда вот так приезжает пьяной лунной ночью — ох, скорее бы уже черт возьми — то даже не знаю.
Звонок в дверь.
Я открываю и он падает мне на руки.
-Сорян, - голос уже упал до хрипа, значит давно гуляет, - о, надо же какой ты теплый.
-Да еп твою мать, - я очень старательно делаю вид, что недоволен, втаскивая его в квартиру. Кожа под моими пальцами ледяная. - Чего стряслось?
-Соскучился, - хрипит этот засранец, стряхивая ботинки и улыбаясь. Светло-серый взгляд шальной и пьяный, полный тумана, в котором тысячи призраков только и ждут, чтобы рвануться наружу.
Самое ненавистное и самое любимое мое его состояние.
Я провожаю его на кухню и делаю чай, а он курит одну за одной. Сажусь напротив, швыряю свернутый в комок плед ему на колени, пока он рассказывает о какой-то херне. Киваю.
Вернее, рассказывает о чем-то важном, конечно, но меня так завораживает его голос, что суть я пропускаю мимо ушей. Смотрю на ее губы, которыми она обнимает сигарету, надеюсь, что смотрю все-таки украдкой или что она слишком пьяная и не заметит.
Хотя я знаю, что обычно она замечает все.
-Ты не слушаешь, - она тушит сигарету и опускает плечи, горбясь, сразу становясь усталой и грустной.
Боже, дай мне сил не обнять сейчас и не ляпнуть что-то из тупых подкатов про хрупких девушек. Уедет же в неизвестные ебеня и что, я следом в тапках побегу, как мудак?
Так ведь побегу же.
-Спеть тебе? - спрашивает, отводя взгляд и еще больше сутулится. Расплачивается. Только голосом, а не телом.
-Давай завтра, - я делаю вид что ужасно хочу спать, заталкивая куда-то в глубину себя это «да! пой мне еще, пой мне всегда!», а еще глубже всякое про эти губы и эти пальцы.
Пусть вообще не заканчивается ничего и никогда, пусть будет вот эта ночь и мы в ней, сидящие посреди затянутой дымом кухни, пусть она дальше рассказывает что угодно, называет себя хоть кем, мне все равно.
Плевать.
Просто будь, пожалуйста, тут.
- Дай гитару.
- Светать скоро будет.
- Дай. Сюда. Гитару, - вот этому приказному тону я никогда не могу противиться, да и не хочется. Когда она злится, то у нее зрачок расходится во всю радужку и глаза из очень светлых становятся черными.
Пробирает до печенок.
Приношу, устраиваюсь на полу и кладу подбородок себе на колено, пока он строит инструмент.
Сейчас он будет петь, вырывая мне сердце наживую, долго и страстно, про старых богов, про каких то неизвестных мне героев, про демонов и химер. Петь так долго, как сможет, про завораживающее и жуткое, прекрасное и чудесное.
А я буду молча смотреть и слушать, оживая в тех мирах, которые он поет.
К рассвету у нее синяки под глазами и распухшие пальцы, а голос абсолютно мужской.
-Подвинешься, - не раздеваясь, она падает на мой диван и почти сразу отрубается. Я ложусь рядом и очень осторожно, как дикого зверя, обнимаю за талию. Ходят ребра под моей ладонью вверх-вниз. От нее пахнет странно и остро - через абсолютно понятную смесь табака и перегара пробивается какой-то ладан и пряности.
Вот моя церковь и вот мой бог, и вот я сам, никудышный верующий.
Алтарь тоже так себе, какое то древнее говно из икеи.
Я накрываю ее своим одеялом и целомудренно откатываюсь на другую сторону кровати.
-Если я попрошу — придешь за мной? - внезапно спрашивает она. Я вздрагиваю.
-В смысле? Куда приду?
-Да неважно. Просто скажи да.
-Ну - да. Все, спи.
-Рыцарь, - тихо смеется божество и, вроде бы, наконец по настоящему засыпает, и я засыпаю тоже.
Засыпаю и падаю в ворох цветных картинок, каждая из которых сейчас мой сон, а раньше моя жизнь.
Первый снится яркий и пронзительный, в нем распахивается небо под крылом огромного дракона, на спине которого я лечу. Я знаю, что этот дракон умеет превращаться в человека, но зову его богом. У него длинное имя, которые простые смертные произносят с благоговением, а я отродясь не мог выговорить. Ему приносят жертвы, а он, насытившись, иногда берет меня с собой в прогулки по небу. Не любит бывать один.
Во втором видении небо крошится осколками и проливается дождем, а я укрываю от него свое дурацкое божество. Ключицы торчат, в пальцах чашки удержать не может, на щеках лихорадка оставила поцелуи — а все туда же, мир менять. Вода льется из пастей каменных львов, которые призваны охранять его дворец. Погуляли по саду, полюбовались. Он кашляет, кутается в шелк, но разве тот греет?
В третьем видении совершенной красоты создание говорит мне «я боюсь, она идет», сжимая тонкими пальцами мою руку в латной перчатке. Я молча опускаю забрало. Сначала придется сразить меня, а это совсем непросто.
Я не умею щелчком пальцев проливать на землю огненный дождь, но зато могу согреть, когда холодно. Наверное поэтому из сна в сон, из мира в мир, мое божество вытягивает меня к себе.
Я вот из этих, которые до последней капли крови будут драться ради Врага, за которым пришли хорошие парни. А что они вообще знают про него и меня?
Что они знают, например о том, как вскидывается ночью проклятый король, как зовет «ты где?», как засыпает вновь, только удостоверившись, что вот он я, рядом, ему достаточно руку протянуть. Потому как только я и есть тот, который умеет просто быть рядом и отогнать весь сонм его кошмаров.
Хорошие парни ничего не знают о том, как бывает страшно и плохо всем этим темным властелинам, да и откуда бы хорошим парням об этом знать.
Я все те безликие рыцари, которые умрут, защищая своего короля. А может быть я жена Локи, которая держит эту чертову чашу над ним. Или безымянный глава тугов, оберегающий свою могущественную Кали. Или просто огромная мохнатая собака, которая спит в ногах у Балора.
Хорошие парни просто ничего не знают о любви.
-Сваришь кофе? - жутким басом спрашивает утром божество, пока валяется на моем плече, приспособив его под подушку и лукаво щурит колдовские глаза.
Ну, какие времена, такие и поручения.
Я плетусь на кухню делать этот самый кофе и тихонько смеюсь от чувства, для которого у меня нет названия. Оно горячее солнца и прорастает сквозь меня, распахиваясь крыльями за спиной.
Когда-нибудь в другой истории я снова встану у трона прекрасного безумца, меняющего мир, закрою этими крыльями, убью и умру за него.
А пока просто сделаю кофе.


Для  I g n i s
Two Steps From Hell - The Wolf King, Lindsey Stirling - The Arena.
Предупреждение: в тексте есть мат без цензуры. В тексте есть упоминание секса м/м без графики.

-Хочу увидеть, как погаснет жизнь в глазах твоих и... блин, не то! Давай еще раз, я соберусь.
-Слушай, это жутко фальшиво, - Дэн отложил в сторону сценарий и посмотрел на своего друга. Кусок с монологом они гоняли уже раз в седьмой, а выходило от раза к разу все хуже.
Айзек сжал кулаки и мотнул головой.
-Я знаю, - сквозь зубы. - Никак не могу понять, что со мной не так.
-С тобой все так. Просто ты это не он, - Дэн глазами показал на стену, увешанную плакатами и постерами с героями наипопулярнейшего сериала «Дворы Вечных». С большей их части смотрел надменный Оберон - главный антагонист и король Неблагих. Жестокий красавец, король-зима в стальной короне, от которого все живое стремится спастись бегством.
-Не он, конечно, - фыркает Айзек и отворачивается, снова и снова примеряясь к тексту, пробуя читать его с разной интонацией. Делая вид, что абсолютно не понимает, с чего бы вообще у его друга возникла подобная мысль.

Как будто никто не знает, что Айзек, действительно немного похожий на Рейна, всеми силами, но при этом как бы невзначай усиливает это сходство. Жесты копирует, манеру глаза щурить и улыбаться. Пиво пьет то, какое любит старший коллега по цеху.
Между ними разница в десять лет и они имеют какое-то сходство, но крайне незначительное. Рейну тридцать пять, он высокий и жилистый, весь острый и пронзительный насквозь, летящий, как птица. Ярких красок в нем немного и все холодны, как зимнее небо. Айзек ниже, моложе, изящней, куда более грациозен и плавен, похож скорее на хищного дикого кота с чудесной золотистой шкурой.
Да и по характеру похожи между собой актеры ровно нисколько.
Герой Рейна, этот самый Оберон стал обьектом сетевого фапа с первого своего появления в сериале. Казалось бы, так то ничего нового, просто очередной антигерой, стремящийся подчинить мир своей злой воле. Даже внешность классическая, если не сказать набившая оскомину: снежно-белые волосы, ледяной взгляд, черный доспех.
Но Рейн привнес в этого самого антигероя нечто принципиально иное, сумев одновременно и сделать персонажа человечным, и не скатить его в сопли. Уверенным, мастерским движением надломил характер, показал искаженные горем черты. Вот убивают воины без счета по приказу своего короля, а вот он сам, потерянный, оглушенный, застыл на своем троне и слезы текут по бледному лицу. А вот он же врезается в самую гущу битвы и кровожадная усмешка цветет на губах. Казнят на площади сотню человек, смотрит король и пустота в его взгляде, словно никогда не страдал, а всегда был лишь из стали и льда. Яростный и неотвратимый летит на черных крыльях, неся лишь боль и горе - и вот он же, на коленях в грязи, прижимает к груди голову павшего друга.
Рейн умудрился как-то пройти по этой грани, ни разу не сфальшивив и не перегнув.
Встреча с ним для Дэна была случайной, но абсолютно незабываемой.
В тот день Дэн, пинавший с другими каскадерами балду в ожидании пока дадут площадку, пинать устал и решил освободившееся время использовать с толком, что, в понимании всей съемочной группы означало только одно — поспать.
В помещениях ди-двадцать, отведенных под склад реквизита, было несколько мест, где можно залечь и пару часов отдохнуть. Никаких роскошеств — хотя кто-то говорил, что там даже видели раскладушку — но на тюках с костюмами, при должном опыте получается роскошно выспаться.
Уставший Дэн шел к своей цели неумолимо, как камикадзе на таран, когда одна из дверей распахнулась и длинная рука в черной перчатке втащила его вовнутрь.
-Какого ху... - только и успел сказать Дэн, прежде чем Оберон, правитель Неблагих, прижал его своим телом к стене.
-И тысячи смертей мне будет мало, - выдохнул хрипло король-зима, - за смерть твою. Весь мир сожгу и брошу на колени, но разве тем верну тебя из темной бездны, драгоценный?
Щеки коснулся металл перчатки — невесомо, чуть, едва.
Дэн понятия не имел, к которому из многочисленных персонажей сериала обращена эта самая страстная речь. Его самого она, казалось ударила куда-то в живот и пониже, так, что он плохо понимал, что дальше король говорил ему на ухо этим чувственным жарким шепотом.
Рейн гипнотизировал — голосом, дыханием, взглядом, легчайшими прикосновениями. Собой. Не должно было быть его такого — в костюме, готового к съемке, вообще такого одетого - здесь, в какой-то подсобке.
Его под камерами то было сложно переносить. А тут так близко. Очень близко. Слишком.
Но потом произошло и вовсе невероятное.
Мягко толкнув Дэна на мешки в углу, Оберон одним движением опустился перед ним на колени и, так же горячо и страстно, как говорил, сходу забрал глубоко в горло.
Что и говорить, внезапный минет от короля Неблагих был выше всяких похвал, но...
Закончив, Рейн поднялся, сплюнул в сторону и, сказав в пространство «нет, перебор. Видимо, только платонически... хм, переделать», с видом глубоко задумчивым вышел из подсобки.
Дэн остался охеревать. Как такое прикажете вообще понимать? Он ему кто - человек или тренажер? Да как так то вообще?
На вопросы стены подсобки, ясное дело не ответили. Закончив охеревать и застегнув штаны, Дэн вернулся на площадку в смешанных чувствах.

Айзек пытался копировать самого Рейна, но выходило просто никак. Не плохо и не хорошо, а безжизненно и тускло, как переваренная овсянка.
-Да плюнь ты на него, - увещевал Дэн, - ты другой, делай как ты, а не как он и все тут. У тебя же есть свой стиль.
-Я не хочу как я, - взрывался Айзек. - Я, черт возьми, могу стать кем угодно, я гребаный актер! А этим , - обличающе тыча пальцем в портрет, - не могу! Никак! Сука! Ненавижу!
-Ты поехал на нем, Айз.
-Насрать! Мне нужно, ты понимаешь это, мне нужно понять! Мне нахер не сдался сам Рейн! Я не хочу быть как он, я хочу быть лучше, я хочу понять как он это делает! Чтобы я — я! - а не он висел на этой вот стене!
Одержимый идеей, Айзек выгрыз себе неплохую роль в сериале, в лагере хороших парней, то есть Благого Двора. Смотрелся он там удивительно органично, как будто рожден был для того, чтобы играть среди таких - медово-золотых, солнечных и светлых.
Свести с коллегой знакомство труда не составило, Рейн был славным малым в миру, в отличие от своего персонажа. С удовольствием болтал и дурачился, делал смешные фотки в инстаграм и вообще был обаяшкой. Но на все вопросы о мастерстве отвечал абсолютно обычно - практика, практика и снова практика. Никаких чудес и секретов.

- Начали!
Одним ударом сметает страшный король-зима юное прекрасное лето и прижимает его за горло к земле. Гневом искажены черты правителя, пустота холодной ночи смотрит из его глаз и больно впивается черный металл когтей в нежную золотистую кожу .
В ужасе смотрит Айзек в глаза самому Оберону, вечному и безжалостному.
Это чертов какой-то монстр, он же сейчас придушит его просто на глазах у всех, а все решат, что это съемки и ничего не сделают! Убьет, убьет, и никто не догадается, что происходит!
Он бьется, совершенно не думая о том как выглядит, изо всех сил выдираясь из стальной хватки, жалко суча ногами и хватая ртом воздух.
Все заканчивается резко, монстр просто исчезает, вместо него - всего лишь Рейн в гриме. Кажется, кто-то что-то сказал, наверное «снято!», но в ушах звенит, а перед глазами серая противная пелена. Еще и мутит от страха.
-Все в порядке? - Рейн озабочен, чуть хмурится, заглядывая в лицо младшему актеру, пока помогает тому подняться.
-Ага, - отвечает Айзек и уходит. Режиссер поднимает большой палец в знак одобрения, но ему плевать.
Хорошо, что на сегодня это была последняя сцена.

-Я не знаю, кому он продал душу, чтобы так играть, - Айзек разливает водку себе и Дэну и, не чокаясь, опрокидывает стопку. Морщась, тут же наполняет снова. - Я даже не уверен, что это вообще нормально, чтобы вот так меняться. Может, он психопат? Как, блядь, Билли Миллиган какой?
Дэн задумчив.
Сегодня этот предполагаемый психопат тайком провел на площадку двух детей и весь день их старательно прятал. Кукушка царственная, подкидывал то гримерам, то каскадерам, то один раз прямо на площадке, под камерами и режиссерским взглядом укрыл за собственным троном.
Так ведь и войдут в серию эти кадры: темный властелин речь толкает, плащ его художественными складками по трону раскинут - красиво же. А то, что за троном двое мелких сидят и хихикают в восторге, так это только осветителю видно и все. Секрет.
Нет, не психопат. Психопаты такие смешные штуки не делают.

Вечером Дэн случился мимо этого трона обратно и нашел Рейна на нем. Актер курил и болтал ногой, залипая в телефон.
-Привет, - хмуро сказал Дэн, - можно поговорить с тобой?
Рейн улыбнулся, как будто не узнал — а может и правда не узнал, в подсобке то темно было — и кивнул.
-Конечно, - легко сбегая вниз по ступенькам. Вот такой он вроде как обычный парень, ближе к простым смертным в лице одного каскадера. Даже сигарету потушил. Вежливый.
Дэн шагнул ближе, поглубже сунув руки в карманы.
-Мой друг с ума по тебе сходит.
Блядь.
Совсем не это хотел сказать.
А так прям как «порнуху для друга» попросил.
-В смысле, что он хочет так же классно играть, как ты. Может, есть какой секрет или школа какая? Или где так учат? Не, я понимаю, что ты крутой профессионал и тебе невыгодно бросаться своим знанием, но...
-Нет никакой тайны, - перебил Рейн и пошарил взглядом вокруг, явно разыскивая место, куда деть окурок.
-А что есть то тогда?
-Есть я, - Рейн пожал плечами, щелчком отправляя окурок куда-то за трон. - И никаких секретов. Чтобы так играть, надо быть мной. А как ему стать мной, не знаю.
Улыбка, с которой актер смотрит на Дэна, полна тепла и обаяния. Простая искренняя улыбка, даже немного застенчивая.
-Раньше для этого люди вырезали сердце и печень врагу, веря в то, что если их съесть, то сила перейдет к ним, - все так же тепло и мягко продолжает говорить актер. Такой сейчас обычный человек, никаких тебе белоснежных локонов и черных доспехов. Растрепанный, в джинсах и толстовке.
-Ты так обрел свои таланты? - каскадер смотрит все более хмуро.
Рейн делает страшные глаза и загадочный вид в ответ.
-Кто знает. Может я убил дракона и стал драконом.
-Ну охереть теперь, - ворчит Дэн. Нелепо все получилось. Секрета никакого нет, выходит. Получается, только какой-то херни напорол, а ничего нового не узнал.
-Спасибо, - чтобы хоть что-то сказать, говорит он и уходит.

-Снято! Всем спасибо!
Айзек закрывает глаза и без сил сползает по стене. Нет, блядь, так нельзя. Руки дрожат, ноги не держат, сердце бухает где-то в горле, а в штанах вообще как будто лом образовался.
С такой мукой и страстью смотрит темный король - или проклятый чертов Рейн - стоя напротив, но не смея даже прикоснуться. Готовый сжечь города ради него одного, готовый на руках пронести через море крови, сильный и жестокий. Шепчет на ухо, опаляя дыханием, как дракон, о том как тоскует и чего желает.
-Нельзя, блядь, так играть, - говорит он Рейну, вламываясь к нему в номер и бахая на стол бутылку вискаря.
Рейн откладывает телефон и отрицательно качает головой.
-Трахаться не будем. Это разрушит сексуальное напряжение между нашими персонажами.
Айзек молча опрокидывает Рейна на диван и подминает под себя, запуская руки ему под футболку и впиваясь пальцами в кожу.
-Заваливший дракона станет драконом?
-Ох, что-то не то тебе преподавали в театральном, - выгибает бровь Рейн и отпихивает Айзека прочь. - Слезь с меня и наливай, что принес.
Айзек покорно разжимает объятия и отпускает старшего коллегу.
-Что мне сделать, твою мать, чтобы так играть? - глядя на Рейна с мольбой. - Ну скажи мне! Ты же так смотрел на меня, как будто хотел больше всего на свете.
-Так я и хотел, - пожимает плечами Рейн и Айзек отставляет бутылку в сторону, глядя на коллегу с немым вопросом. Секунда проходит и вот уже Оберон поднимает на актера темный голодный взгляд, в котором адская зовущая бездна. Сбитое тяжелое дыхание, приоткрыты губы — не сказано еще, но вот-вот — пальцы вцепились в подлокотник, в линии плеч застыл порыв — навстречу, к нему...
Потом видение пропадает и всего лишь невозмутимый Рейн наполняет свой стакан отличным виски, делая при этом вид, что полностью поглощен этим процессом.
-Ты человек вообще, ублюдок ты этакий? - безнадежно спрашивает Айзек, наливая себе до краев.
Рейн отрицательно качает головой и сверкает улыбкой.
-Нет, конечно. Я дракон, - и, снова уронив голос до хриплого жаркого шепота, добавляет, - которого ты так жаждешь. Убить. Да?
Айзек пьет залпом.
Он не уверен.

запись создана: 23.05.2019 в 23:07

@темы: Творчество, рассказ

---

Актерам

играть в театре хотел в мечтах.
вот вышел на сцену и в зале - ах!

а я такой очень красивый и в гриме
небрежно и нарочито естественно
поднимаю свой светлый лик к фонарю
и говорю
какую угодно фигню,
но со сцены оно звучит просто божественно.

ан мельпомена предпочитает совсем иных,
сминая им лицевые кости до хруста.
чтоб в каждом взгляде не вздох, а крик,
чтоб взмахом ресниц возносили на пик
и зритель выбрасывался как кит
на берег - в восторге от силы искусства.

они еще кофе умеют пить на разрыве аорты,
влюбляться сто раз и как будто в первый.
пьяной ночью поднимают свой лик к фонарю,
несут ужасающую фигню
и я их за это безмерно люблю.
ну и завидую. сдержанно.

@темы: Творчество, стихи

---

Я тебя проклинаю такими ночами - одинокими, полными звенящей тишины и надменного лунного света.
Холодный и призрачный, он и вполовину не так далек от меня как ты.
Как тебе спится в такие ночи, мой принц?
Мучают ли тебя кошмары или ты безмятежно витаешь в грезах, в которых, быть может, и тени моей никогда не ступало?
Да, присвоил тебя, украл подло и лелею это “мой”, раз за разом перекатывая на языке твое имя, питаю своей кровью эту фантазию, но, ах, такую сладкую - не оторваться.
Вырвать бы тебя из сердца, пусть онемеет оно, оглохнет, забудет навсегда - не случилось и хватит уже об этом.
Но нет.
Кровоточит, упрямое, рвется навстречу.
В пожаре и хаосе, дикой неистовой мощи, что есть душа моя - сгореть бы самому, стать пеплом, бесчувственным и холодным. Но ведь не стану, не покорюсь - вечно сгорать мне и вечно осаживать мятущееся сердце.
В погоне этой все бросить готов в горнило страстей своих - неудержим ибо, грешен.
Видел тебя намедни, ты фехтовать изволил, проклятие мое, любезный мой убийца.
Ты мой, мой, мой! Сто тысяч раз заклясть и может на сто первый мои фантазии да облекутся плотью, и станет явью то, о чем мечтаю…
О, дьявол. Так совершенен невозможно, все так в тебе как я люблю и как желаю. Как будто боги мне в насмешку создали тебя и, показав лишь раз, забрали прочь.
Страдай, жги сердце и тянись за ним - но тщетно.
Не достичь.
Что снится тебе в такие ночи, проклятый мною принц?
Хочу быть в твоих снах, прийти в них мрачной тенью, забрать себе все помыслы твои и в них остаться.
Хочу увидеть как ты зло смеешься, клинком чужой клинок встречая, хочу сразить тебя - но в честном поединке.
Лелею каждый гран воспоминаний о тебе.
И перешел на стихотворный слог, что говорит о том, что дело плохо. Совсем скоро я пойду петь под балкон к тебе, а потом свершу самоубийство, сгорев от стыда.
По счету это, кажется, тридцать первое письмо с указанием “от господина Н. - в камин”, с немедленной, причем, доставкой.
Вот так, до пепла.
Будь ты проклят, мой принц.
Мой.

24042019

@темы: Творчество, эссе

---

идет девятнадцатый год и я готов обменять грааль
на минуту драгоценного времени и времени маховик,
чтобы время сдвинулось вспять и свернулось в спираль
воскресило меня и вернуло всех прошлых них.

пусть вернется туда - на кухню полную дыма,
где льется дешевое вино из пакета,
туда, где мы счастливы неизмеримо,
хотя и не знаем пока об этом.

шагнуть, зажмурившись, наугад
(там солнечный полдень и чайки галдят)
и выйти к камням на финском заливе.
( там море плещется в объективе)
хоть на минуту туда вернуться
(там все еще живы и все смеются).

29012019

@темы: Творчество, стихи

---

Племя химеры

Конечно, не понимаешь. Мы же племя химеры, племя без вождя и знамени.
Ты просто не ходил зимой по Финскому заливу через Хэлкараксе и даже не понимаешь как это. Не рвал себе юное сердце, выкрикивая в ночное небо - найди же меня, найди, сука, где тебя носит?! Не вглядывался жадно в новые лица, появляющиеся на тусовке - а вдруг наконец-то, а? Ты не гулял сквозь город, разглядывая его изнанку и надеясь раз за разом выйти в "не туда". Не перекидывался оборотнем из черного в белое, не глядел с непониманием в минуту назад знакомые, а теперь уже чужие лица.
Мы становились сильнее и сами поднимали из ниоткуда те снившиеся миры. Да, как в детстве - ты будешь злой волшебник, ты рыцарь, а вот это дерево станет колонной дворца. Ты только верь, пожалуйста, верь. И тогда я из твоей веры подниму чудовищ, выращу лес и открою дороги.
Племя химеры сидит у огня, тоскливо глядя на лесные тропы. Не то, все не то. Все лишь бледная копия, тень, отпечаток, фальшивка, подмена.
О чем тоскуешь, химера? Где твои боги?
Не знаешь. Не помнишь. Тоска есть - памяти нет.
Мы давно взрослые. Кто-то, правда, так и не повзрослел, остался в своих "вечно семнадцать" в двух метрах под землей.
А ты не понимаешь как люто могут тосковать люди по тому, чего никогда не было. Так - когда-то зацепило крылом, мазнуло мягкой лапой, опалило кончики волос. А спросишь - о чем грустишь и нет ответа.
Не по дымным кухням, паленой водке и тому как спали вповалку, конечно.
Может, скажешь, по детству и юности. Может по силе молодых зверей и возмутительно прекрасной вере в то, что бессмертен.
Можешь обосновать мне это как-нибудь психологически. Про эскапизм там например.
Только это племя весной особенно тянет туда, неизвестно куда, где спят чудовища и поют песни во сне.
Ставь паруса, чтобы берег далекий найти, химера.
Пусть не этой весной.
Но однажды.

06.04.2018

@темы: Творчество, эссе

---

"Миротворцы"

Надеюсь, однажды меня кто-нибудь спросит: зачем ты делаешь ролевые игры?
Тогда я сделаю Умное и Усталое лицо, а затем с эдакой Грустной Улыбкой взгляну на вопрошающего и вздохну.
Очень Тяжело.
Подразумевая, что в этом вздохе все мои бессонные ночи, нервы, боль и переживания. Разумеется, потом я еще и расскажу о них.
Подробно.
О том, как работаешь урывками, постоянно отвлекаясь на вопросы; как не спишь и не жрешь, выдумывая игровой сюжет; как переживаешь и беспокоишься, согласовывая все завязки людям, а эти люди снимаются за ночь перед игрой или просто не приезжают.
Или нет. Я лучше напишу книгу «Сто способов бездарно просрать лето». Еще обязательно статью о том, «как делать ролевые игры и не начать убивать людей». А заодно «как выйти из депрессии, вложив до хера и получив ни хера».
Если на тот момент человек еще не проклял тот момент, когда задал мне вопрос, то объяснение этому — человек уснул или тихонечко сбежал, пока я самозабвенно плачу о тяжкой судьбине ролевого мастера.
Судьбина, честно говоря, действительно полный щит.
Не жрешь. Не спишь. Бегаешь. Пишешь. Улыбаешься и машешь. Собираешь игроков, а они норовят впятером на одинаковую роль, а от остальных нос воротят. Месяц рассказывают тебе про своего персонажа, договариваются о ключевых ролях во всех квестах, а потом снимаются внезапно, потому что хомячок рожает и бабушка замуж выходит. Хотят быть феями и никем иным, а иначе не поедут на твою тупую игру. И сам ты, мастер, как известно, козел. А еще никто не заплатит за весь этот беспредельный геморрой.
Но.
Тут должен быть звук гонга, а потом Оглушающая Тишина, чтобы подчеркнуть важность момента.
Моя жизнь наполнена всякими крутыми вещами. Однако, как показало трехлетнее воздержание от игрищ, в ней не хватает одной важной детали.
Лес, ночь, костер. Огромное звездное небо и я под ним. А вместе со мной, в этом ночном лесу все остальные живые разные люди.
Миротворец — это не топор.
Это призвание.
Придумать, влить в это силы и воплотить. Поверить в это так сильно, чтобы оно обрело кости и мясо. Сказать — пусть будет мир и шагнуть сквозь нарисованную дверь, вперед, туда, под огромное звездное небо в ночном лесу.
Где у костра мы все — миротворцы. Пусть на две ночи и два дня, но наш мир будет жить.
И мы в нем.
Однажды, надеюсь, меня кто-нибудь спросит: зачем ты делаешь ролевые игры?
Я приосанюсь и отвечу: потому что я миротворец.
И меня это прет.

05.05.2016

@темы: Творчество, РИ, эссе

---

Море

Маленький Ари, сын рыбака и внук рыбака, любит море.
Больше всего оно нравится ему утром после шторма, такое успокоившееся и мирное.
Ночью грохотало, билось о берег - выпусти меня, морской король! Выпусти!
Дай пройду дальше, навалюсь на деревушку, сомну и утащу с собой в пучину все, что смогу. Но морской царь помнит богатые жертвы, которые каждую Темную Ночь приносят ему рыбаки, помнит все красивые коралловые бусы, все молоко и шелковые ткани, и двенадцатилетнюю красавицу Номи тоже помнит. Наверное, поет сейчас счастливица в подводных чертогах, поет и горя не знает.
Потом Ари действительно слышит песню, но вовсе не радостную, а скорее печальную. Так, тихо и тревожно, поют на берегу женщины, с тревогой глядя на небо, которое начинают затягивать облака, пока рыбацкие лодки еще далеко в море.
Море жадное. Море щедрое. Море разное.
Сегодняшним утром море вернуло красивого человека. Он лежит на песке, раскинув руки по сторонам, похожий на букву Т, которую Ари уже умеет писать. Лицо человека такое же спокойное и мирное, как у моря сегодня.
Уложив голову красивого человека себе на колени, сидит поющая женщина. Длинная юбка из неведомой блестящей ткани плотно облегает ее ноги. Сидит женщина совсем рядом с кромкой прибоя, так, что кончик ее юбки полощется в воде.
Женщина перебирает черные волосы красавца, жесткие и спутанные от соли, гладит его по гладким щекам и поет, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
Ари уверен, что если бы мужчина услышал песню и открыл глаза, те были бы редкого бирюзового цвета. А еще мальчик отмечает одну странность.
Вокруг поющей и спящего нет следов на песке. Ни единого.
Словно они оба вышли из моря.
Женщина медленно поворачивает голову и смотрит в сторону сына рыбака. Песня ее становится печальнее и громче, море взволнованно подбирается поближе - послушать.
Ари, увидев ее бледное лицо, хочет бежать, только ноги его тут же вязнут в песке.
Русалка!
Это же русалка, дочка морского короля. Это они ночью морочат своим пением моряков, заставляют их править свои корабли прямиком на скалы, и обрывки этих песен ветер иногда приносит на берег. А моряков, молодых и красивых, таких как вот этот, русалки утягивают на дно.
Ари заплакал. Он любил море и не хотел на дно.
Оборвав песню, русалка бережно коснулась губами светлого чела красавца, лежащего на берегу и бесшумно соскользнула в разволновавшиеся волны.
Маленький сын рыбака в тот день забыл о том, что видел.
Вспомнил двадцать пять лет спустя, когда рвался сквозь шторм вперед, легко взлетая над волнами на своей "Белоснежной птице", прекрасной быстроходной фелуке.
Вперед, на скалы.
Вперед, навстречу той самой песне.

19.04. 2016

@темы: Творчество, эссе

---

Царевна-лебедь.

Весна.
Свинцовое небо встает комом в горле, а в подреберье судорожно трепыхается гадкий утенок, невзрачный и слабый.
Ему бы раскинуть белые крылья, подхлестнуть их ударом ветер и взмыть высоко-высоко.
Царевна-лебедь.
Я выхожу на набережную и устало плюхаю зад на гранитный парапет.
Привет, черная река.
Смотри, я выиграл у тебя еще целый год. Ты проносишь мимо меня трупы врагов и друзей, осколки мечт, надежд и любовей, смеешься и ждешь, когда я прекращу свое нелепое бултыхание и, наконец, лягу отдохнуть.
А я вот не курю уже два года. Бегаю по вечерам. Бью людей и боксерский мешок. И, похоже, отыграю обратно для себя еще много времени.
Только каждой серой промозглой весной я тоскую за прокуренными кухнями и странными странниками, которые проходят сквозь эти дымные комнаты в неизвестное никогде. Такие же свободные, как те птицы, чьи выкрутасы в небе я провожаю взглядом. Как рыбу за жабры меня тянет и тащит в облака, отраженные в поверхности реки и получается летучая рыба, которая хотела стать прекрасной птицей.
Пока, черная река.
Спасибо за отмерзший зад и дымный отзвук табака в волосах, но я, пожалуй, пойду.
Дальше бродить часами вдоль набережных и каналов, тонуть и плыть в тумане, резать его пластами и втягивать в себя через ноздри.
На самом деле, каждую весну я очень боюсь и очень надеюсь выйти не туда.
Тогда время сделает петлю, вывернется наизнанку, поменяв небо и воду местами, а я, наконец-то, проснусь.

01.04.2016

@темы: Творчество, эссе

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И снова все ближе Самайн, мой личный нулевой километр, точка отсчета и конец очередного года. Начало и конец, когда кольца и витки спирали ненадолго вытягиваются в прямую, становясь видимыми сквозь морозный ясный воздух, чтобы потом обратиться туманом, дымом, пляской теней и ворохом искр.
До него еще осталось немного времени, но я слышу, что почти пересыпался песок в часах, слышу как хрустят ветки в лесу под мягкими лапами моих звериных богов, слышу как крадутся они к жертвенному костру.
В этом году меня выносит на огонь из бешеной скачки по дороге, полной крутых поворотов сквозь болота и туман. Много голов на кольях, богатые жертвы принесу, громко буду славить богов, долго плясать всю ночь до рассвета.
Тиха моя осень, соткана из золотых моментов и молчания, цвет ее - листья в притихшем лесу и пламя костра.
Под пальцами левой руки - мягкая черная шерстка. Глажу по спине хищницу, улыбаюсь, вижу, как охотится она там, на той стороне, а на этой ее уже год как нет. Там быстры ее лапы, остры зубы, она приносит мне во сны зазевавшихся духов и ведет за собой, когда я плутаю в потустороннем тумане. Ушла туда, чтобы смотреть мне и слушать.
Так скачи же, всадник, скачи на огонь, скачи, если тебе дорога твоя жизнь. Королева эльфов танцует над песками, ей нужны души всадников, она заключает их в темницу.
Переливается золотистый мед, еще бродят по лесу живые, перекликаясь и смеясь, но уже хрустит по утрам лед на лужах, долетает шепот зимы - я близко.
Я принесу к костру многое и благодарность моя будет так велика, что пламя будет реветь и смеяться вместе со мной, заливая ночное небо красками заката.
Все еще жив, жив и силен. Белы мои зубы, остры мои когти, нет во мне страха, нет горечи и яда, лишь солнечный золотой свет и яростное драконье пламя.
Я спою все ночные песни лесу и всем богам, а на рассвете уйду домой, где меня, дикую тварь из дикого леса, ждут.
Оборотень, стань человеком на пороге, улыбнись и смотри, смотри во все глаза и слушай во все уши, которые только есть по обе стороны.
Дыши. Просто дыши, замирая в золотом моменте молчания, потому что счастье нельзя рассказать словами.
Все ближе Самайн и долгое темное время.

@темы: Творчество, эссе

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Про Рыцарей и серость

"Я из того мира, где слова Верность и Честь не пустой звук!"
Ох твою то мать!
Простите.
Это я знаете, низкой своей темной душонкой всего слепящего величия, мне открывшегося, постичь не могу.
И что же ж у нас случилось то такое, что прямо с большой буквы эти честь и верность? В ЖЖшечке кто-то обосрал? Или за спиной пролетело? В общем, кто-то сделал что-то, что ты, Рыцарь, считаешь неприемлемым и думаешь, что никогда не поступишь также.
А поступишь, ага.
Злокозненный Мордред в том числе по шапке получил за то, что речами своими смущал умы славных светлых рыцарей. Что именно им там сынулька Морганин плел нам неведомо, но даже придуманные светлые артуровы рыцари в глубине души были не пушисты и белы, к чему Мордред и апеллировал.
Но нет. Все такие, а я нетакой. Все врут, а я нетакой. У каждого есть своя Тень, а у меня нет.
Боже ж мой, простите, не признал, всеблагой. Атеист ибо. Но кулич нахаляву давайте.
"Ушедшее время рыцарей и прекрасных дам".
Ой да ладно! Живем мы во времена самые что-ни на есть рыцарские. Мэлори Артура с Круглым Столом тоже от такой безнадеги придумал, когда в стране полная жопа была - хотелось чистого и светлого.
А у нас феодальные мотивы очень явственно слышны. Расслоение там всякое на классы, не успел с дороги господина отойти - сам виноват. И вообще сам виноват - не знал, штоле на кого лезешь? Ахаха.
Все живет где-то вера в меч-в-камне, славного короля, мудрого Мерлина.
И хочется на самом деле - чтобы хоть кто-то был оттуда. Из светлого Камелота, с верностью и честью. А кто, как не я? Ну и сразу плащ героя за плечами, очи горят и вообще. Вперед, на ветряные мельницы!
Эх, Рыцарь, не бросался бы этими словами про верность, честь и никогда. Пафосно оно и звенит пусто, как в медный таз постучали. И злокозненный Мордред в который раз уходит из Камелота ни с чем. Нет светлого рыцаря, чей ум можно смутить, потому что серо все в Камелоте. Все люди, со своими страстями, черностью и белостью.
Обиженный Мордред бежит к Моргане, та гладит его по волосам.
-Мама, я думал, что там настоящий светлый рыцарь! А он опять - как все!
Колдунья вздыхает, поет сыну колыбельные, чтобы тот уснул. Чтоб его разорвало, того Мерлина. Наплел ведь баек про свет и тьму, а где их возьмешь то по отдельности?

@темы: Творчество, эссе

---

Бомба

У каждого есть страшная картинка в голове, после которой ничего нет и непонятно как с этим жить. Смерть близких, предательство друга, измена любимого, что-то еще, столь же страшное и невыносимое. То, чего не должно случиться.
Но ты вертишь рулетку, выпадает зеро и оно все-таки случается. Это похоже на взрыв бомбы.
Когда в первый раз взрывается бомба, кажется, что это конец. Обрывается пленка, мелькают кадры и дальше темнота. Но есть силы и можно выжить на злости, на тупом отчаянном "смогу", выкарабкаться и вылезти. Усмехаться и издеваться, шкандыбать на костылях, заливая таблетки водкой и подмигивая сочувствующим, мол, "ниче, еще повоюем!".
Когда бомба взрывается во второй раз - то обрыва пленки уже нет. Просто лежишь, смотришь в белый потолок и думаешь, когда встанешь с больничной койки. Собираешь силы, их куда меньше и на кураж уже не хватает. Бросаешь себя вперед, засыпаешь и просыпаешься с мантрой "надо прожить всего один день". Этот. И этот. И этот. Прячешь таблетки далеко, чтобы ночью, когда демоны возьмут за горло - не жахнуть всю упаковку. Ходишь медленно и осторожно, чтобы не разбудить боль и с тоской вспоминаешь себя-прежнего. Того, с силами и куражом.
Когда случается третий раз -то просто оставляешь свое изломанное тело лежать и уходишь в себя, выдуманные миры, наркотическое забытье - куда угодно, только бы осознавать своего бедственного положения. Не признавать того, что признать нужно - рвануло снова и тебе снова надо собирать все кускам. А сил уже не осталось. Бродишь в тумане и грезах, сопротивляясь попыткам вернуться обратно. Там придется заново учиться ходить.
Но, как говорил Джейк Салли, рано или поздно приходится проснуться.
Просыпаешься. Рыдаешь от боли, блюешь таблетками и водкой, которые больше не помогают; не можешь смотреть в зеркала - там отражается призрак с потухшим взглядом, серый и несчастный. Серый - цвет третьего раза, все уже известно и не ново. Знаешь где костыли, знаешь сколько швов, знаешь, что заживет. Только появляется страх - а вдруг нет? Вдруг больше никогда не достанет силы и огня танцевать так, чтобы заходилось сердце и смеяться так, чтобы верить в бессмертие? Вдруг навсегда в прошлое ушли ночные огни и прибрежный соленый ветер? Вдруг все это серое вокруг - навсегда? Слишком много страха и совсем нет сил. А что будет, если жахнет в четвертый раз - что тогда то, если сейчас не выбраться?
Ковыляешь, держась за стеночку. Робко улыбаешься. Ночью не спишь, глядя в потолок. Открытое окно манит и его нельзя убрать подальше, но еще держит что-то. Не вера, ее нет, просто надежда на то, что однажды серая муть схлынет, у жизни появятся краски и звуки.
Но третий раз приносит еще кое-что. Осознание, что выжил. Уже в третий раз. Собрался, научился ходить - пусть и не так изящно как раньше. Но ходишь и дышишь. Значит, сможешь выжить и в четвертый.
Крупье крутит рулетку, усмехаясь.
Когда бомба взрывается в четвертый раз... не знаю. Не хочу узнать.

@темы: Творчество, эссе

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ждать и надеяться

Когда-то, несколько жизней назад, я открывал окно и говорил в ночное небо - найди меня, пожалуйста, найди меня. Я так верю в чудо, я так надеюсь на то, что оно произойдет, что судьба будет милостива, возьмет и соединит две нитки, свяжет узелком или хотя бы позволит пересечься.
В этой точке я тебя узнаю, а ты меня найдешь.
Но несколько жизней прошли, а мы так и не встретились.
Не то место, не то время.
Может быть, ты уже счастлив с кем-то другим и даже не думаешь меня искать. Может быть, понятия не имеешь, что я - это я. Может быть, ты еще не родился, может быть уже умер. Может быть, нашел меня в ком-то еще, в котором что-то не так, но в целом похоже и устраивает. Только снится тебе иногда другое.
Я открываю настежь окно и говорю в ночное небо:
-Я буду ждать и искать тебя. Столько, сколько потребуется.
И даже если я тебя не найду в этот раз, то значит, обязательно найду когда-нибудь.
Когда-нибудь - это очень долго, целое море времени. Если мой корабль налетит в нем на скалы и разобьется, я выплыву и разведу костер на берегу.
Однажды мы обязательно найдемся и узнаем друг друга.
Нужно только искать, ждать и надеяться.

@темы: Творчество, эссе