Давно не брал я в руки шашку

[naertu]

Чудовищно, скажем прямо, давно.
Живые люди, я хочу вам что-то написать.
Поэтому:
Вы мне - песню.
Я вам - зарисовку, рассказ, роман - как уж пойдет)

Для  Анатомическая кукла
Ordo Rosarius Equilibrio - Imbecile, my idiot lover

Тем вечером он позвонил мне и сказал, что цветы можно не покупать, потому что премьеры не будет.
-Я сломал спину, - буднично так, как будто у него балетка порвалась, которую он только вчера купил.
Признаться, я решил, что это шутка. Дурацкая, безумно дурацкая, отвратительная злая шутка. Это просто не может быть правдой. Если там, на небесах кто-то сидит, то должен же понимать очевидное!
В этот мир он был рожден для того, чтобы танцевать. Пришел для того, чтобы мы все следили за ним, взмывающим в воздух на невидимых крыльях и понимали — вот оно, божественное. Нечто большее чем то, на что вообще способны люди, нечто настолько прекрасное, что нельзя выразить до конца и полностью. Нечто такое, что лишает воли и заставляет плакать.
И вот он — и вдруг сломал спину?
Что за ерунда. Так не бывает.
Я приезжаю в театр и вижу мигалки амбуланса у служебного входа. С глупой ухмылкой курит на ступеньках хореограф. Рядом сидит половина труппы, перебрасываясь истерическими смешками и полными неверия взглядами.
Где это видано, чтобы гении ломали спину на взлете.
Где это видано, чтобы солнце взрывалось.
Потом я много раз прокручивал в памяти произошедшее и пытался поймать тот самый момент, когда на самом деле понял, что не будет ни этой премьеры, ни какой либо еще.
Когда поговорил со всем сонмом лечащих его врачей? Сто раз спросил всех этих седых профессоров правда ли, что это навсегда, правда ли что он никогда не встанет с коляски?
Когда сидел в палате и смотрел на него, падшего ангела? Он и правда был им, прекрасным и бледным, жестоко отринутым тем богом, которому верно служил всю жизнь.
Нет.
Пожалуй, я понял что все происходит на самом деле тогда, когда вкатили коляску. Металл и пластик, и электроника, два колеса и пульт управления. Вот твой ад, Люцифер. Крылатый некогда, теперь будешь лишь ползать, обреченный, прикованный.
-Выучусь на кого-нибудь, - поводит совершенным плечом мой Люцифер и кривит губы, - надо же как -то жить дальше. Кем такие, - он тычет пальцем в свои ноги, - вообще работают?
Вот тогда, господин судья, я все и решил. Кто-то должен был ему помочь снова взлететь, а не ползать в этом ублюдочном мире, который лишил его крыльев. Не убил его, нет, я освободил, ведь так любил его, господин судья.
Вы дадите мне срок за убийство, но я то однажды смогу выйти из тюрьмы. А он бы из своей не смог.
Я его выпустил из пожизненного заключения и теперь он, я верю, парит где-то в небесах, недостижимый и бесконечно свободный.


Для  Kitana Hammer.
Five Finger Death Punch - Boots and Blood
Предупреждение: в тексте будет мат без цензуры.

-Шо светлости угодно сегодня? Перепелячьих язычков или жоп ежиных в каком-нибудь хитром соусе? А, светлость, шо молчишь то?
-Не нужно ничего, благородный страж. Благодарю тебя за заботу.
-Тьфу ты, - сплюнул на каменный пол "благородный страж", которого так отродясь никто не называл и почесал шею под бородой. Пленник не жрал пятые сутки, был неоднократно бит на допросах, но ни разу не сказал ни единого бранного слова. Ни словечка.
Глядел надменно и выражался так, как будто у него тут сплошь кружева всякие и вилки золотые.
Значительно дальше кружев и вилок представление самого тюремщика о жизни благородных господ не заходило. Вернее, были там еще знатные женщины, все сплошь белые, мягкие и приятно пахнущие, но в том каменном мешке, где держали пленника их тоже не наблюдалось.
Сам пленник был из этих проклятущих мракобесов, мрачников, которые не верят в преблагое и пресветлое Солнце, а поклоняются мерзкой падшей Луне. Как объяснял светлый жрец, женщины мрачников рождаются сразу старухами и едят живых солнечных детей для того чтобы помолодеть. Мужчины все сплошь извращенцы, женятся на других мужчинах, бледные и хилые, и драться не могут, потому как проклятые.
Неизвестно как там с женитьбами, но с хилостью точно напутал что-то жрец. Пленник, который был самый что ни на есть мрачник, в драке успел троих в рядочек положить, прежде чем его самого повязали. Причем,поймали его безоружного, когда он в речке плескался. Может, мылся конечно, но жрец говорит - воду травил.
Сидит теперь в подвале, выпрямив спину и сверкает глазами в темноте, как кот. Морда вся разбита, белесые волосы в колтун сбились, из одежды на нем только его собственная кожа, а держится гордо. Даже ошейник, который на него нацепили, выглядит как цацка дорогая. Видать, княжеская порода везде одна, что тут, что в мрачных землях.
-Соизвольте тогда хоть водички выпить. Я же знатных пиздюлей получу, коли вы помрете в моих владениях, - проворчал тюремщик, просовывая под дверь миску с водой.
-Благодарю, честный страж, - бесстрастно откликнулся пленник, не повернув головы, но чуть поморщившись. С допроса его принесли полчаса назад и на полупрозрачной коже, некогда белой, а теперь серой от пыли и грязи, добавилось новых ожогов и ран.
Должно быть, все это ужасно болело даже от того, что он моргал.
Тюремщику вдруг стало жалко пленника и стыдно за то, что жалко. Он одернул себя, напомнив, что это же мрачник, а они все проклятые извращенцы и жалеть их не следует.
Но, заступив на смену в следующий раз, тюремщик принес гордецу травяной отвар, которым рекомендовалось промывать свою красную плоть, если она вдруг выглянула из под кожи под свет благого солнца.
У мрачника подкожная плоть тоже была красная и сочилась красным, так что должно было помочь.
Через три дня стену тюрьмы проломила неведомая проклятущая сила, размазав охрану по камням с той же легкостью, что ребенок мажет клюквенным соусом пирожок. Вышло далеко не так аппетитно, но куда живописнее.
Жалостливого тюремщика неведомая сила, однако, пощадила, как и нескольких других людей из гарнизона крепости.
Точно напутал что-то солнечный жрец. Эти с подлунных земель, пусть хоть десять раз извращенцы, воины были отменные и дрались знатно.
-Что прикажете делать далее? - спросил командир неведомой силы, стоя навытяжку перед освобожденным предводителем.
-Да жгите тут все к хуям, - хмуро откликнулся мрачник, потирая оставшуюся от ошейника отметину. - Съездил, блядь, отдохнул. Искупался и поохотился. Пиздец, где вас носило две недели?
Бывший тюремщик присвистнул, пока перед главным оправдывались за задержку. Вот тебе и княжеская порода, вот тебе и кружева.
Поймав ошеломленный взгляд своего бывшего надзирателя, мрачник усмехнулся.
-Маг я. Колдун по вашему. Нам надо аккуратно говорить и, особенно, ругаться. Сбывается.
-Хреномант, значит, - с пониманием покачал головой тюремщик. - Понятно почему твою светлость в ошейнике держали. Так разик ругнешься и все — полный зад коней у начальника тюрьмы.
Мрачник отвернулся, пряча улыбку.
-Не влезут. Но мысль верная.
Тюремщик молча кивнул, опасаясь далее продолжать диалог с хреномантом. А что, если травяной отвар захотелось принести после того, как колдун назвал "благородным стражем"? А что если его попросить еще чего-то такое хорошее сказать?
А вдруг - ну, там - вырастет?

Для  Локи
Megaherz - Einsam
Предупреждение: в тексте будет мат без цензуры.

Возле подъезда терся какой-то непонятный мужик, а я поэтому долго курил возле салона красоты "Лилиана", делая вид, что меня очень интересует процедура тримминга бровей.
Знать бы что это еще такое.
Хотя нет, лучше не знать.
Выпитый на работе кофе в буквальном смысле подходил к концу, а мужик все не собирался никуда валить. Крутился, разглядывал что-то у дверей, постоянно смотрел в телефон и явно кого-то ждал.
Как бы не меня на самом деле.
Я немного наследил недели три назад и мне не то чтобы хватило времени за собой прибраться. С тех пор вот и ходил, оглядывался. Так, на всякий случай. Здравая доля паранойи еще никому не мешала, особенно, если у тебя есть основания немного параноить.
Кофе пришлось идти выливать из себя в хачапурную неподалеку. Там же заодно и поужинал, убив еще полчаса.
Если вернусь, а мужик там - тогда точно неладно дело.
Но когда я аккуратно заглянул во двор, то мужика там уже не было. В подъезде и на этаже, что хорошо, тоже.
Дома меня ждали недопитая кружка чая на столе и включенный в туалете свет.
Либо я забыл его выключить, либо мой друг.
-Я дома, - швыряя ботинки в угол и стаскивая куртку. Блин, куревом от нее пасет конечно - мое почтение.
На кухне зажегся свет и щелкнул кнопкой чайник, включаясь.
Заботливый.
У всех нас были выдуманные друзья в детстве. Только я вырос, а мой друг перестал быть выдуманным полностью.
Я иногда краешком глаза мог его зацепить. Ничего интересного, просто худой сутулый парень в очках. Такой же, в общем то, ботан как и я.
Другие его, понятное дело, не видели.
Он включал свет и ставил чайник, когда я приходил с работы. Иногда забывал выключить свет в туалете. Разбрасывал мои вещи и мусорил, но не так много как я. От меня срача было куда больше. Вытряхивал пепельницу. Менял полотенца. И в целом вполне устраивал меня как сосед по квартире, но была во всем этом одна нестыковка.
Я жил один всегда и никогда не подселял к себе каких-то непонятных дрищей.
Ну, выдуманные друзья, сказка про Карлсона, обычное дело. С возрастом пройдет.
С возрастом не прошло.
Я думал, он мне будет как-то помогать. Типа мой двойник или что-то такое, как в фильмах в общем. Что вместе мы будем какие-то суперклассные парни, которые будут грести бабло лопатой и круто выглядеть.
Хер.
Не случилось.
Он просто был дома, иногда включал чайник, иногда музыку и мне, в принципе, было норм.
Получается, что я как бы и не один, верно? Не такой уж и хиккан, раз у меня дома кто-то живет. Лучше бы конечно у меня дома жила девушка, но они у меня не заводились никак.
Как, кстати, и кошки. Убегали.
Так что, внимания современных богов - сисек и котиков - я был лишен начисто.
Еще у моего друга прослеживалась одна странность - он начинал очень волноваться, когда я пытался рассказывать ему что-то интересное про работу. Везде включался свет, хлопали двери ванной и туалета. Такое впечатление, что он начинал бегать по квартире и что-то искать.
В общем, разговаривать с ним я прекратил, ограничиваясь короткими приветствиями. Да и, наверное, так себе был бы из него собеседник.
Раньше я немного его боялся. Ну, он ведь, если подумать, то призрак или полтергейст, или еще какая-то хрень. Я думал его вывести и даже - смешно вспомнить - обратился в контору типа охотников за привидениями. Позвонил туда, поржал конечно, мол у меня дома живет какой то пацан астральный и все такое. А мне в ответ на серьезных таких щщах, мол адрес говорите, придем посмотрим.
И ведь приехали. Серьезные деловые ребята, на дорогих строителей похожие. Собранные такие, с чемоданом и приборами. Померили что-то. Сказали, что искривление несерьезное, один стабил поможет и вручили херню, на вид неотличимую от шайбы. Рекомендовали держать в квартире — тогда все пройдет.
И все прошло.
Я приходил домой, а на кухне не зажигался свет и не вскипал чайник. Никто не разбрасывал вещи и в пепельнице копились мои окурки. Дверями не хлопал, когда я начинал петь в душе.
Одиноко как-то стало.
Ну и выкинул я ту шайбу на хер. Пусть его искривляется дальше.
Щелкнул и выключился вскипевший чайник.
-Вдруг тот мужик у подъезда меня спалил? - спросил я пространство пустой кухни. - Может, свалить куда-нибудь в деревню?
Хлопнула входная дверь.
Точно. Надо ненадолго свалить. Тогда все образуется.

-Блядь, Петя, ты заебал. Ну какие призраки? Отпуск возьми уже или я не знаю что.
-Он жрет мою еду. И курит! А я не курю. Я себе чай завариваю, а он его жрет, - Петр Иванович, аспирант на кафедре математики, нервным жестом поправил очки на переносице. - Мне уже пора выезжать к тебе в больницу?
Усталая женщина с той стороны экрана посмотрела на Петра уничижительно.
-Петя, ты здоров. Если у тебя дома фантомные мужики, то я тебе даже немного завидую. У меня дома нет никаких. Выпей вискаря и валерьянки. И не еби мне душевный покой.
-Он в какую-то деревню поехал, - скорбно сказал Петр Иванович, бездумно глядя на цветную вывеску салона красоты «Вивиана» во дворе. - А я крышей еду. Может не надо мне эту диссертацию?
-Хуяцию. Чмоки, - проворчала его собеседница и выключила скайп.
В ванной капала вода.
Никто не курил и не рассказывал про какие-то даркнеты, кардинг и фишинг. Не хлопал входными дверями и не кидался вещами.
Петр Иванович потер переносицу и пошел пить вискарь по совету сестры.
В конце концов, призрак наверняка опять вернется. Он всегда возвращался, а с ним становилось не так одиноко.
Девушку только не завести, конечно, с таким то соседом. С другой стороны, главная девушка в его жизни сейчас это диссертация.

-Але! Да, я тут на Якорной писят, у подъезда. Леха был прав - кривит пиздец! Мы вроде ставили же стабло сюда уже? Ну, я не помню, может пару лет назад. Короче, че делать то? Не трогать? Слушай, а если опять какой-нить курьер с доставкой еды проебется из отсюда в туда? Ладно, ладно, нет бюджета так нету. Я свое дело сделал, дальше вы там разбирайтесь.
Парень убрал телефон в карман и, напоследок кинув взгляд на то место, где явным образом кривилось и дергалось, сводя два разных мира в одну точку, пошел к трамвайной остановке.
Пока она тут еще была. Вон, где-то в Москве, рассказывали, ночью однажды так покривело - трамвай без рельсов ушел!
И даже какой то рыжий мужик на нем уехал непонятно куда и насовсем.

Для  Аэлирэнн
Christen Moony - Aisling Song

Опуская руки по локоть в холодную воду озера, Майя искренне понадеялась на то, что хотя бы на сегодня все их проблемы закончились.
Главное, что у них есть с собой вода и еда, им есть где поставить палатки и завтра все непременно уладится. Кто-нибудь обязательно дозвонится в город или организаторам игры, оттуда приедет человек, который знает маршрут и вывезет их отсюда.
Конечно, там найдутся и другие люди на машинах, которые в этом всем разбираются и тоже приедут, и все починят. Или машина просто перегрелась или что-то такое, а до завтра остынет.
Умыв лицо и руки, Майя вернулась к остальным.
Хмурый Руст колдовал над костром, который никак не хотел разгораться, Майсун с Гором натягивали тент. Пятый член отряда, здоровенный лохматый Михал Михалыч просто валялся по траве в свое удовольствие, набирая в белую шкуру веточки, травинки и лесных муравьев.
-Заехали пораньше, как же, - ворчал Руст, раздувая еле-еле занимающееся пламя, - и с мастерами поговорили, и в хорошем месте поставились. А я говорил, что не надо ехать туда, куда говорит навигатор, но кто же меня слушает. Я говорил, что не было тут никакой другой дороги, что глючит оно. И вот - пожалуйста.
Майсун закрепила обвязку тента и села на землю, устало привалившись спиной к дереву. Молча зыркнула на Руста, так же молча закурила и выдохнула в его сторону дым.
Майя вздохнула. Было немного завидно, потому как у нее так никогда не получалось, как у Майсун, так, чтобы только посмотреть и все становилось понятно. Может потому, что Майя не обладала такими беспросветно черными глазами и вообще ведьмой не была.
Сама Майсун свое ведьмовство не отрицала, но и не подтверждала. Говорили, что гадает она отменно, сбывается прям один к одному. Про нее вообще много болтали: и цыганка она, и сглазить может, и гипноз знает.
На стенания Руста ответил Гор, усаживаясь рядом с костром.
-Ты был прав, - просто сказал он и стал смотреть в огонь.

Эта стоянка в лесу для них не была чем-то совсем уж выдающимся. Да, запланировано было не так, да, место незнакомое. Но сколько раз они все вместе ездили по разным играм и вставали вот так на ночь в разных лесах? Раз пятьдесят уже точно. Так что, бывает. Просто еще одна стоянка в лесу.
-Будем дежурить? - Майя посмотрела на Гора впрямую и украдкой на Майсун. Главным считался Гор, конечно, два метра сплошных мышц и добродушия, но когда цыганка что-то решала, то лучше было сделать по ее.
Руст скривился.
-Дежурить? Ты серьезно, Май? Давай доедем до полигона и ты там поиграешь в это вот все, - он сделал неопределенный жест рукой. - А тут то чего? До ближайшей деревни километров сто, медведей кроме нашего Мишки точно нету.
Михал Михалыч развернул оба уха в сторону Руста и постучал хвостом по траве, давая всячески понять, как рад тому, что о нем говорят.
Михал Михалыч был помесью породистого маламута с каким-то подлецом дворянских кровей, потому уродился редкостно волосатым, очень добрым и веселым, но недалеким псом. Мог, например, сожрать Горов тапок и потом грустным басом ныть на одной ноте.
-А вдруг кто придет? - не сдавалась Майя. - Место здесь вообще непонятное, ты сам сказал!
-У нас вон охранник есть, - Руст кивнул на Михал Михалыча. Тот радостно гавкнул и помахал хвостом. - Видишь, он согласен.
Майсун докурила и завернулась в куртку плотнее, зябко поведя плечами. Ей было необъяснимо плохо здесь. Тревожно до того, что крутило живот. Беспричинно.
Гор посмотрел на свой отряд, костер, палатку и машину. Верный железный конь, побывавший на трофи-рейдах и в болотах, встал как вкопанный посреди ровного места и двигаться дальше отказался.
В ночной темноте разобраться с этой загадкой точно не получится, надо ждать утра.
-Руст снова прав. Михалыч разбудит, если что.

Майя проснулась ночью от того, что Майсун трясла ее за плечо.
-Что случилось? - уже понимая, что наверное ничего хорошего и чувствуя, как позвоночник прихватывает ознобом. Так бывало, когда на рассвете будил звук рога и часовой орал «Тревога!»
Только сейчас это не игра.
Майсун приложила палец сначала к губам, а потом к уху.
Майя прислушалась.
Кто-то низким голосом, очень похожим на Горов, стонал и вскрикивал. Да так, что сразу понятно, что не от боли. Очень хорошо было Гору, судя по издаваемым им звукам.
Потом стал различим и голос Руста, который не так громко, но тем не менее очень отчетливо давал понять, что близок к достижению нирваны, рая и прочих приятных мест.
Палатки сразу поделили на "мужскую" и "женскую", то есть в одной девочки, в другой мальчики, то есть, в той они точно вдвоем, но кто же знал...
Майя почувствовала как горячая кровь приливает к щекам. Одно дело писать фанфики про однополую любовь между персонажами книжек, а другое дело сидеть и слушать как в соседней палатке неистово трахаются два мужика.
Которые к тому же, вроде бы, ну совсем не об этом.
Были.
-Они там... - вопросительно глядя на Майсун. Лицо ведьмы было непроницаемо. - Ну... это?
-Не знаю. Одевайся, пойдем смотреть. Чертов пес молчит еще. Где топор?
Аккуратно выбравшись из палатки, женщины быстро осмотрели лагерь. Вон видна машина, вот потушенный костер, а вот и полянка.
В горле у Майи что-то противно булькнуло.
На поляне сидела голая девочка лет двенадцати и перебирала густую собачью шерсть. Михалыч балдел.
-Ты кто? - громко спросила Майсун, сброшенной на сгиб локтя курткой пока еще прикрывая топор.
Девочка повернулась к ним.
-У нее четыре зрачка, - свой голос Майя услышала как будто со стороны и стало очень смешно. Так ужасненько смешно — ночь, луна светит на какого-то странного ребенка на поляне, потерялась бедняжка наверное в этой глуши, заблудилась. У нее правда что-то с лицом и глазами, но это как-то слишком невежливо, чтобы смотреть пристально, у нее совсем что-то не то с лицом.
Жуткий ребенок хихикнул, точно откликаясь на Майины мысли.
В «мужской» палатке продолжали стонать на два голоса, но как-то все менее радостно, а все более отчаянно.
Майсун поудобнее перехватила топор вспотевшей ладонью. Такая себе была ситуация - мужики трахаются, девчонка в истерике, пес под кайфом, а напротив...
Зубы у твари огромные. И челюсть непропорциональная.
-Адин на-а а-аадин, - старательно артикулируя не предназначенной для этого пастью, проговорила нечеловеческая девочка и встала. Ноги у нее были очень длинные и гнулись коленями назад. - Сьем!
Майсун отпрыгнула назад и наобум махнула топором. Лесная тварь была быстрой, но топор острым и железным.
Это, черт подери, должно же стать более важным, чем то, что он острый, правда?
Холодное железо всем правит с давних пор.
-Железо, - сказала Майсун, выставив его перед собой. - Видишь, тварь? Же-ле-зо.
Девка улыбнулась.
-Горя-а-чайа. Жы-ы-ывайа. Ты!
Еще одного ее прыжка Майсун уже не увидела.
Майя развернулась, медленно опустилась на траву рядом с блаженно сопящим Мишкой и почесала того за ухом. Тоненький истерический голосок на задворках ее сознания умолял ее бежать отсюда, куда угодно, только подальше, пожалуйста, от этого места. Бежать, не оглядываясь на то, как двенадцатилетняя девочка погружает руки по локоть в живот Майсун, вытаскивая покрытые кровью кишки, и начинает их жрать. Бежать, спасать свою жизнь, ведь _это_ сейчас доест и...
Но Майя решила дождаться прихода мастеров. Это же все игра, так? Они же ехали на игру. Тут произошло ключевое событие, значит, скоро координаторы прибегут. Надо просто подождать.

Утром сворачивались быстро и без особых разговоров. За завтраком Руст и Гор старались друг на друга не смотреть. Где это видано - остались вдвоем в палатке на ночь и каждому приснилось отменное порево. Хорошо, что хоть с бабами. Правда, женщины в этих снах были рогаты и имели длинные ноги, оканчивающиеся раздвоенными копытцами, но во сне это воспринималось как нечто весьма пикантное.
Но все равно как-то неловко друг перед другом.
Майя морщилась и терла висок. Ей снились кошмары, в которыъ что-то древнее охотилось за ней в лесу, гнало, как дикого зверя, не давая вздохнуть. Отвратительные сны.
Майсун напевала, заплетая косички, глядя в зеркальную гладь холодного озера. У ее ног самозабвенно валялся пес, похожий на большое облако. Такой же белый и мягкий.
-Па-ангур Бан? - с сомнением протянула она, глядя на собаку. Не очень-то ему подходило такое имя.
Один Высокий как-то сказал, что теплые смертные больше не строят из дерева маленькие города, а живут в огромных каменных скалах, провертев в них тысячи пещер. Они немного научились колдовать и умеют говорить друг с другом через какие-то тонкие коробки, которые прикладывают к ушам. Они совсем ни во что не верят, окончательно выйдя из-под защиты своих традиций. У них почти не рождаются люди, способные стать вместилищем для чего-то большего, чем они сами.
Ей пришлось подождать долго, прежде чем пришла подходящая ведьма. Прежде чем пришло тело, в котором она поедет смотреть новый мир теплых смертных.
Михал Михалыч вопросительно гавкнул, умильно тычась большой головой куда-то в колено той, которую раньше звали Майсун.
Она склонилась к нему и почесала зверя между ушей длинными черными когтями. Пес в восторге рухнул на землю и начал кататься, стремительно меняя цвет своей шкуры с белого на черный.
-Пангур Дуф, - уверенно сообщило создание, пахнущее лучше, чем что либо ему известное на свете. Лучше чем лес, лучше чем муравьи, кошки и птицы, лучше чем весна и тот интересный желтый лист. Лучше чем все и одновременно как все это сразу. Лучшее в мире создание дало ему новое имя и пес был этим абсолютно счастлив.
-Мы едем? - крикнули от стоянки. -Ветер поднимается! Как бы не буря шла!
Она потянулась, поднимаясь на ноги и широко улыбнулась.
-Едем!
Лес шумел и смеялся, провожая и разворачивая верную тропинку под ноги.


Для  Тэллиэн
Aviators - Godhunter

Ночью разорался телефон, который я забыл поставить на беззвучный.
-Привет, разбудил? - голос хриплый и пьяный, где-то на фоне свистит ветер и слышен шум проезжающих машин.
-Полчетвертого ночи, - ответил я, садясь в кровати. - Что случилось?
-Можно приеду? - трещит сигарета, он глубоко затягивается, пока ждет моего ответа. Как будто бы не знает уже этот ответ. Как будто звонит не из вежливости и предупредить — привет, скоро буду — а на самом деле интересуется, можно ли приехать.
-Приезжай.
Надеюсь, просто стало одиноко, а не опять он во что-то встрял.
Каждое полнолуние эта история. Я шучу, что все нормальные оборотни превращаются в волков, а мой просто дуреет и вляпывается в какое-то фантастическое дерьмо.
Например, год назад он позвонил из другого города и светски сообщил, что его посадили и не мог бы я приехать, и как-нибудь помочь. Осенью в шторм перевернулся на каком-то сраном баркасе, чудом выплыл и просил привезти сухую одежду.
Нелепое мое божество, в чем я ему никогда конечно не признаюсь. Какие времена, такие боги.
«Ты же разрываешь мне сердце, мудак» - так я однажды начал письмо с признанием в любви, но, конечно, никогда не показал.
Я ее сталкерил бесконечно в соцсетях, искал и караулил, даже кое-чему полезному из компьютерного всякого научился, прежде чем нашел.
Мы ж друзья, да-а.
Хотя кому я вру, какие друзья. Сижу вот, глушу вискарь ночью при слабом свете монитора в лучших традициях юности, пока жду его.
Ее.
Черт знает как это называется, когда она вроде девушка, но говорит о себе как о парне и носит такие шмотки, которые...
В общем мужскую рубашку на голое тело, например. Мою. Или майку — тоже мою и тоже так, без всего.
Она высокая и худая, у нее длинные черные волосы и невозможные колдовские глаза. И поставленный удар левой. И тонкий нож в ботинке. И сумасшедший голос.
Я с ума схожу, когда он поет. Вот когда поет, то это точно он, безо всяких сомнений и мне даже в голову не приходит подумать иначе.
А когда вот так приезжает пьяной лунной ночью — ох, скорее бы уже черт возьми — то даже не знаю.
Звонок в дверь.
Я открываю и он падает мне на руки.
-Сорян, - голос уже упал до хрипа, значит давно гуляет, - о, надо же какой ты теплый.
-Да еп твою мать, - я очень старательно делаю вид, что недоволен, втаскивая его в квартиру. Кожа под моими пальцами ледяная. - Чего стряслось?
-Соскучился, - хрипит этот засранец, стряхивая ботинки и улыбаясь. Светло-серый взгляд шальной и пьяный, полный тумана, в котором тысячи призраков только и ждут, чтобы рвануться наружу.
Самое ненавистное и самое любимое мое его состояние.
Я провожаю его на кухню и делаю чай, а он курит одну за одной. Сажусь напротив, швыряю свернутый в комок плед ему на колени, пока он рассказывает о какой-то херне. Киваю.
Вернее, рассказывает о чем-то важном, конечно, но меня так завораживает его голос, что суть я пропускаю мимо ушей. Смотрю на ее губы, которыми она обнимает сигарету, надеюсь, что смотрю все-таки украдкой или что она слишком пьяная и не заметит.
Хотя я знаю, что обычно она замечает все.
-Ты не слушаешь, - она тушит сигарету и опускает плечи, горбясь, сразу становясь усталой и грустной.
Боже, дай мне сил не обнять сейчас и не ляпнуть что-то из тупых подкатов про хрупких девушек. Уедет же в неизвестные ебеня и что, я следом в тапках побегу, как мудак?
Так ведь побегу же.
-Спеть тебе? - спрашивает, отводя взгляд и еще больше сутулится. Расплачивается. Только голосом, а не телом.
-Давай завтра, - я делаю вид что ужасно хочу спать, заталкивая куда-то в глубину себя это «да! пой мне еще, пой мне всегда!», а еще глубже всякое про эти губы и эти пальцы.
Пусть вообще не заканчивается ничего и никогда, пусть будет вот эта ночь и мы в ней, сидящие посреди затянутой дымом кухни, пусть она дальше рассказывает что угодно, называет себя хоть кем, мне все равно.
Плевать.
Просто будь, пожалуйста, тут.
- Дай гитару.
- Светать скоро будет.
- Дай. Сюда. Гитару, - вот этому приказному тону я никогда не могу противиться, да и не хочется. Когда она злится, то у нее зрачок расходится во всю радужку и глаза из очень светлых становятся черными.
Пробирает до печенок.
Приношу, устраиваюсь на полу и кладу подбородок себе на колено, пока он строит инструмент.
Сейчас он будет петь, вырывая мне сердце наживую, долго и страстно, про старых богов, про каких то неизвестных мне героев, про демонов и химер. Петь так долго, как сможет, про завораживающее и жуткое, прекрасное и чудесное.
А я буду молча смотреть и слушать, оживая в тех мирах, которые он поет.
К рассвету у нее синяки под глазами и распухшие пальцы, а голос абсолютно мужской.
-Подвинешься, - не раздеваясь, она падает на мой диван и почти сразу отрубается. Я ложусь рядом и очень осторожно, как дикого зверя, обнимаю за талию. Ходят ребра под моей ладонью вверх-вниз. От нее пахнет странно и остро - через абсолютно понятную смесь табака и перегара пробивается какой-то ладан и пряности.
Вот моя церковь и вот мой бог, и вот я сам, никудышный верующий.
Алтарь тоже так себе, какое то древнее говно из икеи.
Я накрываю ее своим одеялом и целомудренно откатываюсь на другую сторону кровати.
-Если я попрошу — придешь за мной? - внезапно спрашивает она. Я вздрагиваю.
-В смысле? Куда приду?
-Да неважно. Просто скажи да.
-Ну - да. Все, спи.
-Рыцарь, - тихо смеется божество и, вроде бы, наконец по настоящему засыпает, и я засыпаю тоже.
Засыпаю и падаю в ворох цветных картинок, каждая из которых сейчас мой сон, а раньше моя жизнь.
Первый снится яркий и пронзительный, в нем распахивается небо под крылом огромного дракона, на спине которого я лечу. Я знаю, что этот дракон умеет превращаться в человека, но зову его богом. У него длинное имя, которые простые смертные произносят с благоговением, а я отродясь не мог выговорить. Ему приносят жертвы, а он, насытившись, иногда берет меня с собой в прогулки по небу. Не любит бывать один.
Во втором видении небо крошится осколками и проливается дождем, а я укрываю от него свое дурацкое божество. Ключицы торчат, в пальцах чашки удержать не может, на щеках лихорадка оставила поцелуи — а все туда же, мир менять. Вода льется из пастей каменных львов, которые призваны охранять его дворец. Погуляли по саду, полюбовались. Он кашляет, кутается в шелк, но разве тот греет?
В третьем видении совершенной красоты создание говорит мне «я боюсь, она идет», сжимая тонкими пальцами мою руку в латной перчатке. Я молча опускаю забрало. Сначала придется сразить меня, а это совсем непросто.
Я не умею щелчком пальцев проливать на землю огненный дождь, но зато могу согреть, когда холодно. Наверное поэтому из сна в сон, из мира в мир, мое божество вытягивает меня к себе.
Я вот из этих, которые до последней капли крови будут драться ради Врага, за которым пришли хорошие парни. А что они вообще знают про него и меня?
Что они знают, например о том, как вскидывается ночью проклятый король, как зовет «ты где?», как засыпает вновь, только удостоверившись, что вот он я, рядом, ему достаточно руку протянуть. Потому как только я и есть тот, который умеет просто быть рядом и отогнать весь сонм его кошмаров.
Хорошие парни ничего не знают о том, как бывает страшно и плохо всем этим темным властелинам, да и откуда бы хорошим парням об этом знать.
Я все те безликие рыцари, которые умрут, защищая своего короля. А может быть я жена Локи, которая держит эту чертову чашу над ним. Или безымянный глава тугов, оберегающий свою могущественную Кали. Или просто огромная мохнатая собака, которая спит в ногах у Балора.
Хорошие парни просто ничего не знают о любви.
-Сваришь кофе? - жутким басом спрашивает утром божество, пока валяется на моем плече, приспособив его под подушку и лукаво щурит колдовские глаза.
Ну, какие времена, такие и поручения.
Я плетусь на кухню делать этот самый кофе и тихонько смеюсь от чувства, для которого у меня нет названия. Оно горячее солнца и прорастает сквозь меня, распахиваясь крыльями за спиной.
Когда-нибудь в другой истории я снова встану у трона прекрасного безумца, меняющего мир, закрою этими крыльями, убью и умру за него.
А пока просто сделаю кофе.


Для  I g n i s
Two Steps From Hell - The Wolf King, Lindsey Stirling - The Arena.
Предупреждение: в тексте есть мат без цензуры. В тексте есть упоминание секса м/м без графики.

-Хочу увидеть, как погаснет жизнь в глазах твоих и... блин, не то! Давай еще раз, я соберусь.
-Слушай, это жутко фальшиво, - Дэн отложил в сторону сценарий и посмотрел на своего друга. Кусок с монологом они гоняли уже раз в седьмой, а выходило от раза к разу все хуже.
Айзек сжал кулаки и мотнул головой.
-Я знаю, - сквозь зубы. - Никак не могу понять, что со мной не так.
-С тобой все так. Просто ты это не он, - Дэн глазами показал на стену, увешанную плакатами и постерами с героями наипопулярнейшего сериала «Дворы Вечных». С большей их части смотрел надменный Оберон - главный антагонист и король Неблагих. Жестокий красавец, король-зима в стальной короне, от которого все живое стремится спастись бегством.
-Не он, конечно, - фыркает Айзек и отворачивается, снова и снова примеряясь к тексту, пробуя читать его с разной интонацией. Делая вид, что абсолютно не понимает, с чего бы вообще у его друга возникла подобная мысль.

Как будто никто не знает, что Айзек, действительно немного похожий на Рейна, всеми силами, но при этом как бы невзначай усиливает это сходство. Жесты копирует, манеру глаза щурить и улыбаться. Пиво пьет то, какое любит старший коллега по цеху.
Между ними разница в десять лет и они имеют какое-то сходство, но крайне незначительное. Рейну тридцать пять, он высокий и жилистый, весь острый и пронзительный насквозь, летящий, как птица. Ярких красок в нем немного и все холодны, как зимнее небо. Айзек ниже, моложе, изящней, куда более грациозен и плавен, похож скорее на хищного дикого кота с чудесной золотистой шкурой.
Да и по характеру похожи между собой актеры ровно нисколько.
Герой Рейна, этот самый Оберон стал обьектом сетевого фапа с первого своего появления в сериале. Казалось бы, так то ничего нового, просто очередной антигерой, стремящийся подчинить мир своей злой воле. Даже внешность классическая, если не сказать набившая оскомину: снежно-белые волосы, ледяной взгляд, черный доспех.
Но Рейн привнес в этого самого антигероя нечто принципиально иное, сумев одновременно и сделать персонажа человечным, и не скатить его в сопли. Уверенным, мастерским движением надломил характер, показал искаженные горем черты. Вот убивают воины без счета по приказу своего короля, а вот он сам, потерянный, оглушенный, застыл на своем троне и слезы текут по бледному лицу. А вот он же врезается в самую гущу битвы и кровожадная усмешка цветет на губах. Казнят на площади сотню человек, смотрит король и пустота в его взгляде, словно никогда не страдал, а всегда был лишь из стали и льда. Яростный и неотвратимый летит на черных крыльях, неся лишь боль и горе - и вот он же, на коленях в грязи, прижимает к груди голову павшего друга.
Рейн умудрился как-то пройти по этой грани, ни разу не сфальшивив и не перегнув.
Встреча с ним для Дэна была случайной, но абсолютно незабываемой.
В тот день Дэн, пинавший с другими каскадерами балду в ожидании пока дадут площадку, пинать устал и решил освободившееся время использовать с толком, что, в понимании всей съемочной группы означало только одно — поспать.
В помещениях ди-двадцать, отведенных под склад реквизита, было несколько мест, где можно залечь и пару часов отдохнуть. Никаких роскошеств — хотя кто-то говорил, что там даже видели раскладушку — но на тюках с костюмами, при должном опыте получается роскошно выспаться.
Уставший Дэн шел к своей цели неумолимо, как камикадзе на таран, когда одна из дверей распахнулась и длинная рука в черной перчатке втащила его вовнутрь.
-Какого ху... - только и успел сказать Дэн, прежде чем Оберон, правитель Неблагих, прижал его своим телом к стене.
-И тысячи смертей мне будет мало, - выдохнул хрипло король-зима, - за смерть твою. Весь мир сожгу и брошу на колени, но разве тем верну тебя из темной бездны, драгоценный?
Щеки коснулся металл перчатки — невесомо, чуть, едва.
Дэн понятия не имел, к которому из многочисленных персонажей сериала обращена эта самая страстная речь. Его самого она, казалось ударила куда-то в живот и пониже, так, что он плохо понимал, что дальше король говорил ему на ухо этим чувственным жарким шепотом.
Рейн гипнотизировал — голосом, дыханием, взглядом, легчайшими прикосновениями. Собой. Не должно было быть его такого — в костюме, готового к съемке, вообще такого одетого - здесь, в какой-то подсобке.
Его под камерами то было сложно переносить. А тут так близко. Очень близко. Слишком.
Но потом произошло и вовсе невероятное.
Мягко толкнув Дэна на мешки в углу, Оберон одним движением опустился перед ним на колени и, так же горячо и страстно, как говорил, сходу забрал глубоко в горло.
Что и говорить, внезапный минет от короля Неблагих был выше всяких похвал, но...
Закончив, Рейн поднялся, сплюнул в сторону и, сказав в пространство «нет, перебор. Видимо, только платонически... хм, переделать», с видом глубоко задумчивым вышел из подсобки.
Дэн остался охеревать. Как такое прикажете вообще понимать? Он ему кто - человек или тренажер? Да как так то вообще?
На вопросы стены подсобки, ясное дело не ответили. Закончив охеревать и застегнув штаны, Дэн вернулся на площадку в смешанных чувствах.

Айзек пытался копировать самого Рейна, но выходило просто никак. Не плохо и не хорошо, а безжизненно и тускло, как переваренная овсянка.
-Да плюнь ты на него, - увещевал Дэн, - ты другой, делай как ты, а не как он и все тут. У тебя же есть свой стиль.
-Я не хочу как я, - взрывался Айзек. - Я, черт возьми, могу стать кем угодно, я гребаный актер! А этим , - обличающе тыча пальцем в портрет, - не могу! Никак! Сука! Ненавижу!
-Ты поехал на нем, Айз.
-Насрать! Мне нужно, ты понимаешь это, мне нужно понять! Мне нахер не сдался сам Рейн! Я не хочу быть как он, я хочу быть лучше, я хочу понять как он это делает! Чтобы я — я! - а не он висел на этой вот стене!
Одержимый идеей, Айзек выгрыз себе неплохую роль в сериале, в лагере хороших парней, то есть Благого Двора. Смотрелся он там удивительно органично, как будто рожден был для того, чтобы играть среди таких - медово-золотых, солнечных и светлых.
Свести с коллегой знакомство труда не составило, Рейн был славным малым в миру, в отличие от своего персонажа. С удовольствием болтал и дурачился, делал смешные фотки в инстаграм и вообще был обаяшкой. Но на все вопросы о мастерстве отвечал абсолютно обычно - практика, практика и снова практика. Никаких чудес и секретов.

- Начали!
Одним ударом сметает страшный король-зима юное прекрасное лето и прижимает его за горло к земле. Гневом искажены черты правителя, пустота холодной ночи смотрит из его глаз и больно впивается черный металл когтей в нежную золотистую кожу .
В ужасе смотрит Айзек в глаза самому Оберону, вечному и безжалостному.
Это чертов какой-то монстр, он же сейчас придушит его просто на глазах у всех, а все решат, что это съемки и ничего не сделают! Убьет, убьет, и никто не догадается, что происходит!
Он бьется, совершенно не думая о том как выглядит, изо всех сил выдираясь из стальной хватки, жалко суча ногами и хватая ртом воздух.
Все заканчивается резко, монстр просто исчезает, вместо него - всего лишь Рейн в гриме. Кажется, кто-то что-то сказал, наверное «снято!», но в ушах звенит, а перед глазами серая противная пелена. Еще и мутит от страха.
-Все в порядке? - Рейн озабочен, чуть хмурится, заглядывая в лицо младшему актеру, пока помогает тому подняться.
-Ага, - отвечает Айзек и уходит. Режиссер поднимает большой палец в знак одобрения, но ему плевать.
Хорошо, что на сегодня это была последняя сцена.

-Я не знаю, кому он продал душу, чтобы так играть, - Айзек разливает водку себе и Дэну и, не чокаясь, опрокидывает стопку. Морщась, тут же наполняет снова. - Я даже не уверен, что это вообще нормально, чтобы вот так меняться. Может, он психопат? Как, блядь, Билли Миллиган какой?
Дэн задумчив.
Сегодня этот предполагаемый психопат тайком провел на площадку двух детей и весь день их старательно прятал. Кукушка царственная, подкидывал то гримерам, то каскадерам, то один раз прямо на площадке, под камерами и режиссерским взглядом укрыл за собственным троном.
Так ведь и войдут в серию эти кадры: темный властелин речь толкает, плащ его художественными складками по трону раскинут - красиво же. А то, что за троном двое мелких сидят и хихикают в восторге, так это только осветителю видно и все. Секрет.
Нет, не психопат. Психопаты такие смешные штуки не делают.

Вечером Дэн случился мимо этого трона обратно и нашел Рейна на нем. Актер курил и болтал ногой, залипая в телефон.
-Привет, - хмуро сказал Дэн, - можно поговорить с тобой?
Рейн улыбнулся, как будто не узнал — а может и правда не узнал, в подсобке то темно было — и кивнул.
-Конечно, - легко сбегая вниз по ступенькам. Вот такой он вроде как обычный парень, ближе к простым смертным в лице одного каскадера. Даже сигарету потушил. Вежливый.
Дэн шагнул ближе, поглубже сунув руки в карманы.
-Мой друг с ума по тебе сходит.
Блядь.
Совсем не это хотел сказать.
А так прям как «порнуху для друга» попросил.
-В смысле, что он хочет так же классно играть, как ты. Может, есть какой секрет или школа какая? Или где так учат? Не, я понимаю, что ты крутой профессионал и тебе невыгодно бросаться своим знанием, но...
-Нет никакой тайны, - перебил Рейн и пошарил взглядом вокруг, явно разыскивая место, куда деть окурок.
-А что есть то тогда?
-Есть я, - Рейн пожал плечами, щелчком отправляя окурок куда-то за трон. - И никаких секретов. Чтобы так играть, надо быть мной. А как ему стать мной, не знаю.
Улыбка, с которой актер смотрит на Дэна, полна тепла и обаяния. Простая искренняя улыбка, даже немного застенчивая.
-Раньше для этого люди вырезали сердце и печень врагу, веря в то, что если их съесть, то сила перейдет к ним, - все так же тепло и мягко продолжает говорить актер. Такой сейчас обычный человек, никаких тебе белоснежных локонов и черных доспехов. Растрепанный, в джинсах и толстовке.
-Ты так обрел свои таланты? - каскадер смотрит все более хмуро.
Рейн делает страшные глаза и загадочный вид в ответ.
-Кто знает. Может я убил дракона и стал драконом.
-Ну охереть теперь, - ворчит Дэн. Нелепо все получилось. Секрета никакого нет, выходит. Получается, только какой-то херни напорол, а ничего нового не узнал.
-Спасибо, - чтобы хоть что-то сказать, говорит он и уходит.

-Снято! Всем спасибо!
Айзек закрывает глаза и без сил сползает по стене. Нет, блядь, так нельзя. Руки дрожат, ноги не держат, сердце бухает где-то в горле, а в штанах вообще как будто лом образовался.
С такой мукой и страстью смотрит темный король - или проклятый чертов Рейн - стоя напротив, но не смея даже прикоснуться. Готовый сжечь города ради него одного, готовый на руках пронести через море крови, сильный и жестокий. Шепчет на ухо, опаляя дыханием, как дракон, о том как тоскует и чего желает.
-Нельзя, блядь, так играть, - говорит он Рейну, вламываясь к нему в номер и бахая на стол бутылку вискаря.
Рейн откладывает телефон и отрицательно качает головой.
-Трахаться не будем. Это разрушит сексуальное напряжение между нашими персонажами.
Айзек молча опрокидывает Рейна на диван и подминает под себя, запуская руки ему под футболку и впиваясь пальцами в кожу.
-Заваливший дракона станет драконом?
-Ох, что-то не то тебе преподавали в театральном, - выгибает бровь Рейн и отпихивает Айзека прочь. - Слезь с меня и наливай, что принес.
Айзек покорно разжимает объятия и отпускает старшего коллегу.
-Что мне сделать, твою мать, чтобы так играть? - глядя на Рейна с мольбой. - Ну скажи мне! Ты же так смотрел на меня, как будто хотел больше всего на свете.
-Так я и хотел, - пожимает плечами Рейн и Айзек отставляет бутылку в сторону, глядя на коллегу с немым вопросом. Секунда проходит и вот уже Оберон поднимает на актера темный голодный взгляд, в котором адская зовущая бездна. Сбитое тяжелое дыхание, приоткрыты губы — не сказано еще, но вот-вот — пальцы вцепились в подлокотник, в линии плеч застыл порыв — навстречу, к нему...
Потом видение пропадает и всего лишь невозмутимый Рейн наполняет свой стакан отличным виски, делая при этом вид, что полностью поглощен этим процессом.
-Ты человек вообще, ублюдок ты этакий? - безнадежно спрашивает Айзек, наливая себе до краев.
Рейн отрицательно качает головой и сверкает улыбкой.
-Нет, конечно. Я дракон, - и, снова уронив голос до хриплого жаркого шепота, добавляет, - которого ты так жаждешь. Убить. Да?
Айзек пьет залпом.
Он не уверен.