Аккуратно, Панкеева, AU, NC и прочие веселые вещи)

[naertu]

Фэндом: Панкеева
Название: La canción "La felicidad". Allegro appasionato, da capo.
Автор: Naertu
Жанр: ангст, романс, AU
Рейтинг: NC-17
Статус: закончен
Размещение: нельзя
Отказ от прав: сюжет мой, персонажи О.П. Панкеевой, коммерческой выгоды не извлекаю.
Warning: в тексте есть описание гомосексуальных отношений и матюки. Просьба, если вы не приемлете подобного, под кат не лезть.



***
-Нет. Я сказал – нет. А если я сказал – нет, значит нет. Тебе все ясно?
-Ну что, развалится без него тут все за двадцать дней что ли? Все равно ты и Макс в основном всем занимаетесь.
-Нет. Ты можешь делать все, что твоей душе угодно, а его не впутывай, у него страна.
-У него уже нервный тик и кошмары. Мануэль, ты первый советник и мой хороший друг.
-Нет. Не проси. Дружба дружбой, а работа работой…
-Я с Максом говорил. Он не против.
-Еще бы твой отец был против! Его самого носит хрен знает где месяцами!
-Он не будет никуда исчезать. Макс пообещал, что в состоянии три недели никуда отсюда не уходить, а помогать тебе.
-Макс обещал, надо же! По этому поводу ты решил исчезнуть короля, оставив на меня страну?
-На тебя и Макса. Мануэль, может хватит? Ты ведь все прекрасно понимаешь, и только рад тому, что я, как ты выражаешься, исчезну короля. У вас работа быстрее пойдет, перевешаете кого надо, не травмируя кое-чью хрупкую пацифистcкую психику. Тебе не надоело, что он подписывает помилования направо и налево тем людям, которых по хорошему надо было бы не судить, а тихо прирезать?
-Хватит меня убеждать. Тоже, мне дипломат нашелся. Политик хренов. Исчезай короля. Мы это обставим как заговор и под это дело приберемся немного. Потом триумфально вернетесь.
-Спасибо!
-И только попробуйте мне там во что-нибудь на самом деле вляпаться…

***
Отчеты, расчеты, мандаты, указы, вердикты… Утонуть можно в этом бумажном море! Его Величество король Мистралии Орландо Второй с тяжелым вздохом отложил в сторону очередной рапорт и уронил голову на руки. А ведь маленькие мальчики в детстве мечтают стать принцами и королями. Глупые, не знают, что это совсем не карета с шестеркой белых коней, всемогущество и вседозволенность, а адская работа. Нудная, тяжелая и ответственная. Стоит совершить одну ошибку – и расплачиваться будет вся страна.
Дверь в кабинет распахнулась как от хорошего пинка. Хотя почему «как»? Привычку таким образом заходить в королевский кабинет, невежливо пиная двери, имел только товарищ Кантор.
Орландо поднял голову и вымученно улыбнулся.
-Привет…
-Я тебя похищаю, - перебил Кантор, опираясь руками о стол и нависая над величеством. – Прямо сейчас.
-Короля нельзя похитить, - с сожалением вздохнул Орландо. – Король неприкосновенен и у меня еще дел по горло. Но я рад, что ты зашел.
Мельком окинув взглядом кипу бумажек, Кантор извлек из-за пазухи сложенный в четыре раза листок и протянул королю.
-Еще что-то?! – ужаснулся Орландо. – Диего, давай завтра, а? Я не могу, у меня еще вот это, и вот это, и это все я должен просмотреть до вечера. А вечер уже скоро.
-Прочитай.
-Это так срочно? Это совсем не терпит до завтра? Это тебе так очень надо?
-Да. Да. Не только мне. Прочитай.
С тяжелым вздохом Орландо развернул протянутый листок и углубился в чтение. По мере того, как он вникал в суть написанного, большие его эльфийские глаза приобретали уже совсем фантастический размер.
-Враги государства… заговор… исчез король… что это такое? – Орландо поднял взгляд на Кантора, невозмутимо скатывающего в трубочку какую-то гербовую бумагу.
-Это – моя индульгенция за подписью Амарго и Макса. На твое похищение. Ну и официальная версия произошедшего заодно.
-Но…
-Никаких но. У тебя отпуск. С этой самой минуты. И в наших интересах побыстрее свалить из дворца, пока папа не просек, что я его наглым образом подставил…
-Ты наврал Амарго?!
Кантор пожал плечами.
-Не ему одному. А что еще было делать? Папе я сказал, что Амарго его очень просит, а Амарго – что папа не против. Старо как мир, но ведь подействовало.
-Диего, но ведь воплей потом будет…
-До Эгинского побережья при всем желании им не докричаться, а потом – будет потом.

***
-А что мы будем здесь делать? – спросил Орландо, с любопытством оглядывая открывшийся взору пейзаж.
Лазурная вода моря, песчаный пляж, от которого тянется тропинка к дому, утопающему в тени оливковых деревьев - солнечный свет заливает все вокруг и в этом «вокруг» - насколько хватает взгляда - ни одной живой души, кроме них двоих.
-Как что? – Кантор прищурился, глядя на солнце. – Отдыхать.
-Как именно? - приподнимая бровь. – Поподробнее, пожалуйста.
-Легко. Много и по разному. Давай я лучше покажу?
-Прямо здесь?
-Только вот не говори опять «люди увидят», а? А крабов стесняться нечего. У них глаза и так уже выпученные, потому как они и не такое видели, - отшвыривая собственную куртку далеко в сторону и принимаясь за монаршее облачение. Монарх в кои-то веки не стал отбиваться, взывать к гласу разума, ссылаться на то, что увидят, а просто помог с пуговицами, завязками и застежками.
Вместе упасть на горячий песок – жар чувствуется даже сквозь поспешно сброшенную на него в качестве подстилки одежду - и просто позволить Кантору показывать. А он целует жадно и нетерпеливо, чуть прикусывая кожу, словно впереди не двадцать дней, а двадцать минут, за которые надо успеть все. Прижав собственным весом, ведет языком по бьющейся жилке на шее, целует ямку меж ключиц и сами ключицы, проводит ладонью по бедру изнутри, прикусывает и ласкает соски, снова – короткий поцелуй в губы – и вот уже язык чертит дорожку по груди ниже, а пальцы дразняще кружат в самом низу живота, не касаясь именно там, где хочется.
Яркое, ослепительное солнце в глаза, бесконечное небо, кажется, падает, когда почти невесомые прикосновения кончиков пальцев сменяет сначала ладонь, а потом губы и жаркий, влажный язык.
Румянец вспыхивает на щеках – зажмуриться, вцепиться пальцами в волосы, не то отталкивая, не то притягивая. Его руки тут же ложатся на бедра, вжимая в песок, не давая сделать ни того, ни другого. Приоткрыть глаза, кинуть взгляд вниз и не сойти с ума от этого зрелища – так сложно, так демонски сложно…
И можно вскрикивать, стонать, позволять себе все это, потому что у крабов ушей нет, а кроме них услышать тебя может только один человек, для которого твои стоны – лучшая музыка в мире.
Ослепительно полыхнет солнце перед глазами, растекаясь по венам томным жаром, постепенно восстановится дыхание. Лежать рядом на горячем песке, запустив пальцы в растрепанную смоляную гриву, вольно рассыпанную по твоей груди, перебирать пряди и улыбаться. Так хорошо…
-Диего…
-М-м?
-Тебе куртку не жалко?
-А что с ней такое?
-Ее смыло и сейчас уносит в открытое море, насколько я вижу.
-Ах ты ж, е…кхм. Ладно. Действительно, на кой мне куртка по такой жаре?

***
С тихим шелестом волны мягко накатывались на песок, по морю протянулась дорожка – от закатного солнца до самого берега.
Шлеп-шлеп-шлеп – плоский камушек проскакал три раза по воде, булькнул на прощание и ушел на дно.
-Так странно, - Орландо повел плечами, неотрывно глядя на закатную дорожку, - быть только вдвоем. Мне все время кажется, что сейчас набегут люди с рапортами, отчетами, будет ругаться Амарго, кто-нибудь придет и попросит немедленно принять решение по очень важному вопросу…
Кантор, развалившийся на песке рядом, положил голову на колени полуэльфу.
-Никто не придет. В эту глушь нормальные люди добром не попрут.
-А мы значит ненормальные… - раз за разом проводя ладонью по волосам Кантора, Орландо по прежнему не отрывал взгляда от солнца. – Хотя, о чем я говорю, это давно известный факт. Скажи, тебе самому не кажется, что это даже для нас, ненормальных, слишком?
-Что именно?
-То, что ты всегда любил женщин и перелюбил их столько, сколько на этом берегу ракушек не наберется, а теперь вот – со мной, - спокойный голос, только нервные пальцы чуть более поспешно скользят в волосах.
Криво усмехнувшись, Кантор тоже перевел взгляд на закатное солнце, которое почти утонуло в море.
-Я не знаю, что тебе ответить. Это имеет такое значение?
-Для тебя – может быть и нет. Но для меня это важно. Это у тебя очередное помрачение рассудка или…
-Длиной уже в год? – поймав тонкие пальцы, Кантор легко коснулся их губами, но Орландо высвободил руку.
-Ты пять лет ходил отмороженный, - жестко, - время ни о чем не говорит. Может теперь еще пять лет будешь…
-С тобой? А потом брошу и вернусь к Ольге?
-К Ольге или к какой другой женщине, прекрати меня перебивать. Я же видел – тебя, другую, детей – мальчика и девочку. Не просто же так.
-Кастель Агвилас ты тоже видел. И я в твоих видениях там умер. А я вот он – вполне живой, лежу и какой-то камушек впивается мне в неподобающее место…
Орландо вздохнул.
-Вечно ты так. Я серьезно вообще то…
-Так и я серьезно, - Кантор закрыл глаза и зачерпнул песок ладонью. Тонкая струйка потекла сквозь пальцы. – Твои видения про меня были давно, с тех пор многое изменилось. Я, ты. Мы. Может быть я и правда окончательно спятил, попутно спятив тебя. В доблестной нравственной Мистралии двое мужчин вместе – кошмар! Светопреставление! А мне нравится… Я не могу без тебя.
-Может просто ищешь тепла? – бездонный взгляд, в котором отражается закат. – К Огню тянешься?
Молчание. Песок пересыпается сквозь пальцы.
-Я знаю, что это все никогда не останется так, - сделав неопределенный жест рукой, Кантор поднял голову, перекатился на бок и сел рядом с Орландо. - Нельзя вечно любоваться морем, сидеть тут вдвоем… Ты женишься, заведешь наследников, будешь править долго и мудро. В этой стране наконец-то все будет хорошо, а я уеду в фамильный замок, буду разводить кроликов и писать мемуары.
-Зачем ты так… - швыряя в воду очередной плоский камушек.
-Ты сам спросил, - Кантор пожал плечами. – Просто ищу тепла? Я искал бы его в более доступных местах.
Когда стихает огненный вихрь – вечно украдкой, вдруг заметят, урывками ловить свое счастье как солнечного зайчика – когда появляется время, всегда остается только правда.
Камушек проскакал по воде и скрылся в пучине. Орландо горестно искривил губы и обнял себя за плечи.
-Так хочется сказать - я никогда не женюсь, - горько, утыкаясь взглядом в песок, - но ведь надо. Вся моя жизнь превратилась в сплошное надо. И ведь я так радовался поначалу этой победе, только когда праздник кончился и остались будни – оказалось, что никто не был готов к мирной жизни. Мы воевали, воевали и воевали, и когда наконец-то победили, оказалось, что все не знают, что делать дальше. А я должен был знать – я ведь король. Потом еще ты приехал в Арборино…
-Не надо было?
-Если бы не приехал, кто знает - как бы все было… Наверное, ты бы вернулся к Ольге, я женился на Эльвире, мы бы виделись по праздникам, я ведь коронованная, мать ее так, особа. Толпа придворных, орден за войну. Я бы приглашал тебя пятидесятым в списке благородных кабальеро, ты бы вежливо отклонял мои приглашения, потому что терпеть не можешь дворцовых раскланиваний.
-Чудесная получается картинка, - Кантор зачерпнул очередную горсть песка и просыпал сквозь пальцы. Орландо резко вскинул голову:
-Но ты тогда, мать твою, приехал! – зло. - Вылез из своих лесов, недолечив свою больную голову, приехал, и все стало с ног на голову. Ну откуда, откуда в тебе это стремление сделать из нормальной жизни хрен знает что? К демонам в задницу послать все что можно, зная, что хода назад не будет? Ну чего тебе стоило тогда не остаться во дворце, а поехать – куда ты там собирался?
-К Торо. Проверять его Врата Судьбы.
-Вот и валил бы к хренам, к Торо! – отворачиваясь. - Нет, остался… Вот знаешь – когда мы после какой-то премьеры давным-давно упились в жопу, я к тебе целоваться лез – ты другой был. Меня высмеял, послал и слава небу. Мне с утра стыдно было, хорошо, что дальше не зашло и все было _нормально_. Понимаешь? Нормально! А теперь... Диего, ну что ты сделал?!
-Ничего. Просто остался, - Кантор пожал плечами и привлек к себе Орландо.
-Просто… - тяжелый вздох, - все у тебя так просто. Я тоже без тебя не могу теперь, понимаешь?
Невероятная, невозможная нежность во взгляде, протянутая рука, переплетенные пальцы.
-Так ведь не может быть вечно. Кто-то догадается. Я все-таки король. Я должен думать о стране, - закусывая губы. – Когда-нибудь все изменится так, что будет не вернуть.
-Когда-нибудь все закончится. И я закончусь, и ты. Но давай жить не в когда-нибудь, а сейчас.
Сидеть, обнявшись, вместе смотреть на догорающий закат, на то, как солнце ныряет в море и высыпают на небе первые звезды. Потом, не расплетая рук, медленно идти по берегу – домой, слушать шум прибоя, смотреть как волны слизывают следы с песка.
-Я хочу, чтобы ты не закончился никогда, - по-детски упрямо, отбрасывая волосы со лба. - Обещай, маэстро!
Усмешка.
-Наставники уходят на покой тогда, когда ученики начинают писать хорошую музыку. А так как шансы на это в твоем случае близятся к нулю, то я, похоже, бессмертен.

***
-М-м, хорошо, что мы здесь, - Орландо отставил бокал и откинул голову на спинку кресла. -Во дворце тебя столько играть не заставишь. Еще?
Кантор только усмехнулся, подкручивая колки гитары и проверяя настройку. Вечера с гитарой и терпким молодым вином успели войти в привычку. Инструмент отозвался глубоким чистым звуком, Кантор кивнул и прикрыл глаза, начиная играть.
Орландо слушал, прикипев взглядом к тому, как пальцы Кантора перебирают струны, скользят по ладам, как нежно он обнимает гитару, словно любимую женщину… Женщину? Эти же самые руки сегодня ночью будут обнимать его, а ловкие сильные пальцы творить с его телом такое, о чем даже думать стыдно. А он сам будет стонать и всхлипывать, исполняя лучшую в мире пьесу – счастье…
Орландо облизнул губы, не отрывая взгляда от увлеченного музыкой Кантора и медленно расстегнул первую пуговицу на рубашке.
-Красиво… - принимаясь за вторую пуговицу под пристальным взглядом черных глаз. Удивлен? Ну еще бы…
Кантор медленно отставил гитару. Орландо отрицательно покачал головой и улыбнулся.
-Нет, - лукавый взгляд, - я хочу, чтобы ты играл еще. Дальше.
-Что… что тебе сыграть?
-Что хочешь… - расстегивая третью пуговицу и искренне наслаждаясь тем, какой это производит эффект.
Мелодия хлестнула, обожгла – так же как взгляд, горячий, темный, зовущий. Помнится, утверждали, что ты никогда не сбивался с ритма, никогда не промахивался по струнам, всегда доводил мелодию до конца. Что ж, проверим, так ли ты хорош. Орландо прикрыл глаза, мельком глянув в сторону Кантора – смотрит, ну еще бы… - и стянул с плеч рубашку. Откинул в сторону, потянулся, закидывая руки за голову и прогибаясь в талии.
Надо же, не сбился, не запнулся, пальцы так и летают, а вот взглядом сейчас дыру прожжет.
-Маэстро, эта каденция в пьесе исполняется аллегро скерцандо или аллегро аджитато? – спросил, протягивая руку к бокалу и отпивая, чтобы скрыть улыбку. – Я что-то не разобрал…
-Аджитато … – хриплый голос, темп пьесы стал уж совсем фантастическим. – Или аллегро кон-брио…
-А-а, - понимающе протянул Орландо, отпил еще и на секунду задержал дыхание - несколько капель вина упали на грудь, скатились, матово поблескивая в свете свечей.
Сбился все –таки! Скрыл за флажолетом, но сбился!
-Маэстро, вы взволнованы? – лениво, поражаясь собственной наглости и проводя пальцами по груди, повторяя путь винных капель.
-Немного…
Ничего себе немного, но сейчас мы это исправим. Задумчиво глядя куда-то мимо Кантора, Орландо взялся за собственный ремень, расстегнул, стараясь быть как можно более небрежным. Повертел кончик завязки на штанах и так же задумчиво, потянул за него.
Какой пассаж, черт, но ведь играет, сволочь. Смотрит и играет, как и просил. А если так…
Медленно развести бедра, провести рукой по внутренней стороне и распустить эти завязки. Прикусить губы и чуть отгибая назад голову, вздохнуть…
Есть! Жалобно вскрикивает гитара, песню которой оборвали на взлете.
-Дай-ка я сам, - и жадные губы приникают к шее, а ладони ложатся между раздвинутых бедер, - у меня лучше получится.
-Маэстро, но мне так хотелось дослушать, - сдерживая стон и подаваясь навстречу.
-Я тебе ее потом доиграю… Если, конечно, вспомню – что играл…

***

-Доброе утро.
-Мхм…
-Доброе утро. Просыпайся.
-М-м…нет, - категорично обнимая подушку.
Тяжелый вздох.
-Вставай, солнце уже из зенита вышло. Сколько можно спать?
-Ага…
-Что ага? Что ага? Подъем! Родина в опасности! Труба зовет и я зову! Кантор, тревога!
-Пост сдал и сплю.
-Какой пост?! Нет, честное слово, я тебя сейчас покусаю в патриотичную расцветку. И неприличное слово на спине выгрызу. Или не на спине, а где помягче…
-На спине места нет. Выгрызай.
-Маэстро, опаздываем! Премьера же, а вы спите, зал ждет! Проснитесь и пойте, а то там Пуриш сейчас запоет вместо вас хреноматерно!
-Пусть его… а прилетевшие овощи сдай в фонд защиты вольных борделей Галланта.
-Такого фонда нет!
-Так организуй, а я посплю.
-Ну все. Вы, благородный кабальеро, исчерпали мое доверие, - стягивая одеяло.
Благородный кабальеро крепче вцепился в подушку, дабы защитить ее от посягательств и приоткрыл левый глаз.
-Пожар? Потоп? Война? – зевая. - Чего ты меня будишь?
-Первое и последнее я сейчас устрою, если это необходимо, для того, чтобы ты встал, - усаживаясь на спину просыпающемуся товарищу. – Нельзя столько спать, это вредно!
-Для чего? – лениво переворачиваясь на спину.
-Для всего. Вставай. Пошли проверять насколько в Эгине не умеют варить кофе.
-Прекрасный повод меня поднять. Не мог придумать что-то более привлекательное?
Орландо задумчиво посмотрел на пейзаж за окном. Заросли оливковых деревьев с чем-то привлекательным ассоциироваться отказывались.
-Я проведу свой отпуск в постели, - мрачно резюмировал он, падая лицом в подушки. – Трагично, пошло и без вариантов.
Слегка удивленный такой сменой настроения, Кантор приподнялся на локтях.
- «Без вариантов» я готов опровергнуть. Их, знаешь ли, много…
-А остальное значит не готов? – выныривая из подушек. – Вот так всегда – сначала луну с неба и прочие фиалки за уши, а потом даже кофе со мной выпить не хочешь. Как тебе не стыдно?
-Я тебе ночью показывал – как мне не стыдно.
-Небо, ну за что мне вот это? - обличающее ткнув пальцем в неторопливо сползающего с кровати Кантора.
«Вот это» лениво потянулось и сверкнуло улыбкой, после чего соизволило наконец-то уйти умываться, не озаботившись правда тем, чтобы хоть штаны надеть.
-Между прочим, сейчас на площади собирались показывать танец огня! – мстительно произнес король, обращаясь к закрытой двери, из-за которой доносился плеск воды. – И я его пропустил!
Плеск стих. Дверь распахнулась.
Товарищ Кантор невозмутимым видом прошелся по комнате, крутанул три фуэте, сделал обратный прогиб до пола, подхватил упавшее полотенце и захлопнул дверь в ванную.
-Не пропустил, - донеслось из-за нее и плеск воды возобновился.


***
Серые бетонные стены, по которым стекает вода, медный привкус во рту и постоянная, изматывающая боль. У нее нет даже точки фокуса, потому что болит все тело. «Еще можно», нет - уже нельзя. Было можно в самом начале, а теперь придется терпеть. Все.
Не остановить кулак, летящий и врезающийся в лицо с влажным хлюпаньем – издевательски блестят металлические кольца на пальцах. Можно только попытаться отвернуться, когда этот кулак взлетает снова и снова – но бесполезно.
Выплюнуть зубы, проглотить кровь. Удары в живот, по почкам, содранная кожа - она рвется с отвратительным треском – и кругом этот серый бетон.
С грохотом открывается решетка, подхватывают, тащат. Это уже было. Так уже было, сейчас распахнется дверь и боль найдет точку фокуса – правую руку, а, однажды найдя, останется фантомной в несуществующей конечности. Блеск металла, черный зрачок пистолета, мелькание лезвий, с жутким клацаньем сливающихся в сплошную блестящую полосу. И страх, липкий, душный, спазмом в горле – не закричать и не вдохнуть…
-Проснись… ну проснись же…
Вскинешься, открывая глаза, лихорадочно нащупывая оружие, не найдя его – поймешь, приснилось. Ночь, луна заливает светом комнату. Все уже было, но сейчас – просто приснилось.
И ты уткнешься лбом в худенькое плечо, тонкие пальцы вплетутся в твои волосы – лаская, успокаивая.
-Чшшш… тебе просто приснилось, просто приснилось, - мягкий, спокойный голос. – Все хорошо…
Ты замрешь под этими пальцами и крупная дрожь, которая встряхивает твое тело, начнет потихоньку униматься. Будешь сидеть так – прижавшись лбом к его плечу и закрыв глаза, пока он тихо нашептывает тебе что-то хорошее и гладит по спине и плечам, укачивая и успокаивая как маленького ребенка.
-А знаешь, в моем детстве у нас в саду водились огромные бабочки непатриотичной желто-голубой расцветки. Здоровые такие, садились мне на руки и сидели там. А ночью – светлячки были. Я все думал наловить их, чтобы днем рассмотреть – чем они светят – но мне вовремя объяснили, что не надо…
Пока он отгоняет твои кошмары далеко прочь, рассказывая о светлячках и детстве – все будет хорошо. Пока эти нервные пальцы так ласково и спокойно перебирают твои волосы – все будет хорошо. Пока ты обнимаешь его – такого хрупкого и маленького, но такого сильного – все будет хорошо.
И ты засыпаешь, держа его за руку очень бережно, едва касаясь – как будто бабочку за крыло.

***
В Гелиополисе праздник, город украшен цветами, увит лентами и гирляндами. А какой праздник без молодого вина и танцев? Как только стемнеет, на площади зажгут цветные фонарики, зазвучит музыка и сквозь ночь понесутся в танце люди, забывая дневные заботы, улыбаясь знакомым и незнакомым, отдаваясь сумасшедшему ритму пляски и хмелея от вскипающего в крови веселья.
Юная вакханка - кажется, она танцует, почти не касаясь земли, взметая бирюзовые юбки, а браслеты на ее ножках звенят как серебряные колокольчики. В рыжие волосы вплетены цветы, она улыбается – призывно и задорно, легко и гибко прогибаясь назад в танце. Ее кавалер удерживает девушку за талию, может быть чересчур близко прижимая к себе – но в горячке пляски кто заметит?
Кто-то заметит. И то, как совсем не против чересчур плотных объятий девушка, и как ее кавалер, давно «бросивший вожжи» что-то шепчет ей на ушко, и как нежный румянец заливает щеки девушки. И как прекрасно они смотрятся вместе – он, со своей южной темной красотой и она – белокожая, стройная, как античная статуэтка.
В его черных глазах пляшут лихие черти, он кружит девушку в танце и улыбается, забывая все на свете. В одну эту его улыбку можно влюбиться, что уж говорить про все остальное…
Праздник продолжается, для всех, кроме одного. Для него он закончился только что, вместе с осознанием того, что ему здесь не место.
Просто уйти. Оставить их, не видеть, насколько это прекрасно, насколько это _правильно_. Идти по берегу и искать двойную цепочку следов – ведь они только вчера гуляли здесь вместе? Или не вчера, но неважно. Волны давно слизали любые следы.
Забраться далеко в скалы, устроиться там, как умеют только эльфы – на крохотном уступе, на котором и чайке тесно будет. Не плакать, нет. Просто сидеть, смотреть на море и ни о чем не думать, потому что о чем ни подумаешь – все возвращается к одному и тому же – какие яркие фонарики на городской площади, как звенят браслеты и сколько страсти во взгляде, устремленном на рыжую танцовщицу.
А рассветное море, как назло, бирюзового цвета.
...
Праздник кончится внезапно, резким звуком лопнувшей струны. И все еще кружит, влечет за собой безумная ночь, но - поискать глазами – и не найти. Потухнут краски, музыка оборвется и вот это – горячее, пьянящее –исчезнет из крови, испарится как роса под солнцем –мгновенно.
Попрощаться с девушкой, тут же забыв как она выглядит, хотя секунду назад весь мир был сосредоточен на ней и врезаться в толпу, разыскивая и не находя. Поначалу еще будет казаться – да просто где-то здесь, просто не вижу, так много людей, так много где может быть… Потом станет понятно – ушел. Куда угодно. Телепортом. Ищи, где хочешь.
Бродить по берегу, отчего -то выискивая цепочку следов, хотя собственные уже через две секунды только история. Ждать дома, не выдерживать, срываться и снова искать - уже в городе, снова на берегу, еще раз идти домой в надежде – может, вернулся?
И точит, грызет душу поганая мыслишка – пока ты там развлекался, с ним могло случиться что угодно. Пьяные томные ночи имеют свойство оборачиваться совсем не шелком простыней, а глухим звоном оружия.
Он маг – резонно возражает рассудок и прекрасно без тебя справится в случае чего. А если полиарг? А если – не успел? А если, если, если...
Рассвет встретить на берегу, в скалах, там, где так удобно было сидеть, смотреть на море и кидать в него камушки.
Когда наконец-то найдешь - словно врежешься в невидимую стену, остановишься и медленно пойдешь, хотя до этого бежал. Наткнешься на взгляд и остановишься совсем. А он поднимется, равнодушно стряхнет со штанов песок и пойдет к тебе.
-Как праздник? – бездонный взгляд, спокойный голос.
-Зачем ты ушел?
-Мне там не понравилось. Пойдем домой?
-Пойдем…
Цепочка следов на песке снова двойная, но как далеко эти следы друг от друга…

***
И снова вечер, пламя свечей колеблется на ветру. Окна открыты, ночные бабочки летят на свет и почти мгновенно сгорают, попав в огонь.
-Задерни шторы, пожалуйста. Мне их жалко, - тихо попросил Орландо, глядя на очередного мотылька, вслетевшего в пламя свечи.
Кантор отложил гитару, задернул плотную ткань, отделяя бабочек от так желанного ими света и сел на подоконник. Молчание, в котором слышно, как бьются в стекло мотыльки. Затянувшееся, неудобное молчание, которое так хочется разрушить, но никто не знает как.
Орландо кивнул на обгорелое крылышко, вплавленное в свечной воск.
-Вот также и я… - спокойно, доливая вино в бокал. - Лечу изо всех сил на огонь, хотя уже чувствую, что горячо и надо бы свернуть. Но никак. Не могу, не хочу. И останется от меня такое же вот…
-О чем ты? - Кантор нахмурился. – Ты же не мотылек.
-Верно, - усмешка, - я глупее. Потому что у него, - снова кивок на обгоревшие останки, - мозгов то нет, он дурак, не понимает, куда летит. А я то понимаю. И все равно лечу.
Залпом выпив бокал, Орландо откинул голову на спинку кресла. Улыбнулся, закрывая глаза.
-Ты меня сожжешь, а потом откроешь окно, налетят другие мотыльки – тоже дураки как я. Им даже меньше чем, мне надо будет. Просто улыбнешься, посмотришь – и вот они. Горят. Бирюзовые бывают мотыльки?
-Орландо, - он уже совсем рядом, вплотную, обнимает, а руки горячие, обжигают даже через рубашку. – Да с чего ты все это взял? Из-за праздника, из-за той рыжей в браслетах?
Кивок, безмятежная улыбка.
-Мотылек в браслетах. Будет звенеть, пока горит, - взлетают ресницы, в глазах застыло ночное море – еще спокойное, но где-то там слышен шум прибоя и скоро, совсем скоро на берег хлынет первая волна. – Любят тебя или нет, ты ведь не задумываешься, ты просто манишь, сжигаешь и снова открываешь окно, даже не замечая, как они горят. А им больно, им так больно…
-Да что с тобой? – непонимающий взгляд, встревоженный голос.
-Ничего особенного. Просто горю.
Свечи начинают стремительно тухнуть. Это ведь так просто - молниеносным движением сжать пальцами фитилек свечи или просто накрыть ладонью – и Кантор их гасит, одну за одной.
-Обожжешься! – запоздалый вскрик. – Ох, опять ты правой рукой… Ну зачем?
-Огонь обжечься не может, - глаза у него шальные и безумные, - а ты, быть может, прекратишь себя считать бабочкой?
-Да не в них же дело… - горестно. - Не в свечках этих траханых, и не в бабочках, - гибким движением поднимаясь из кресла, Орландо берет в свои руки обожженную ладонь Кантора. – Ну вот…
-Жалеешь, что играть для тебя в ближайшие два дня не буду? – небрежно.
Ночное море все-таки вскипает и обрушивается девятым валом. Едва не срывая голос, выплескивая все наболевшее, как прибой вышвыривает на берег мусор – как изводился от ревности, что представлял, как оно было и кто после этого виновник всего стихийного бедствия, кто его родители, куда он может идти, и что там делать. Запустить в него бокалом с недопитым вином, разгрохать античную вазу и окно, и только, попав в кольцо рук, которое не удается разжать никаким образом, наконец понять – то, что жгло изнутри уже течет слезами. А потом – что вырываться больше, в общем-то и не хочется.
Когда стихает буря, остается усталость и молчание. Уже другое – ровное, теплое, когда можно ничего не говорить, а просто переплести пальцы, прижаться поплотнее и закрыть глаза, вслушиваясь в стук сердца и дыхание. Больше не жжет, только греет.
-Давай не будем ночью свечи больше зажигать? – сонно. – А то прилетит бирюзовый, сгорит, жалко…
-Без огня будет темно и ничего не видно.
-Твоего огня вполне хватит, чтобы мне было светло, а все остальные – пусть их, в стекло стучатся. Им же лучше, они просто этого не понимают…


***
Самым сложным в продуманном плане Его Величества было тихо встать и выбраться из кровати, не разбудив Кантора. Две ночи подряд королю это упорно не удавалось. Чуткий слух и рефлексы бывшего убийцы упорно не давали свершиться задуманному – Кантор просыпался и гениальный план летел плюту под хвост.
Вконец отчаявшись, однажды вечером Орландо от души сыпанул в вино сонного порошка, дождался пока Кантор уснет и без проблем принялся за воплощение идеи.
Слава небу, этот гадский растворитель для волшебной краски свое дело знал.
Краска сходила легко и из-под нее, сверкая чешуей, появлялся дракон – та самая, знаменитая на весь континент татуировка, абсолютно несправедливо по мнению Орландо похороненная.
Его Величество очень старался, возвращая ее к жизни, оттирал на совесть. Через полчаса упорных трудов он окинул взором результат, остался доволен и собой, и им.
Разноцветный хинский дракон развернул кольца и расправил крылья, удобно расположившись на плече и обвив хвостом предплечье.
Диего порадуется. Ведь красиво же! Полюбовавшись на дело рук своих. Орландо положил на свежеотмытого дракона голову и закрыл глаза. С утра будет еще лучше – в солнечном то свете…
...
Утро было безоблачным, жарким, и по сути являлось днем. Делая вид, что еще спит, Орландо из-под ресниц наблюдал за тем, как Кантор покидает кровать, лениво идет умываться, на ходу собирая и закалывая волосы на затылке длинной хинской шпилькой...
И выскакивает из ванной как ошпаренный, потрясенно глядя на Его Величество, в голову которого все-таки успела прийти мысль, что может быть не так уж Диего и порадуется.
-Ты что сделал, мать твою?!
-А почему сразу я? – рефлекторно прореагировал Орландо.
Кантор нехорошо прищурился.
-А кто еще?
Вариантов вот так сразу у короля не нашлось, а Кантор, что-то совсем не радостный, приближался стремительно, неотвратимый как… В общем, сидеть и ждать, пока дорогой и любимый доберется до него, Орландо не стал, быстро и четко выполнив кувырок с кровати на пол, а следом за ним вылет за дверь.
Товарищ Кантор помянул незлобивым матом родителей короля, впрыгнул в штаны – потому как без штанов бегать и ловить этого выдумщика не подобало - и рванул следом.
Бегал Его Величество быстро, дом к занятием спортом располагал, Эгина все-таки, места много. Телепорт, конечно, выход из критической ситуации – но на бегу телепортироваться еще не научился никто, а секунда остановки означала теплую встречу, да и неудобно как-то в одной рубашке портироваться куда-то, король все-таки, а не хрен собачий…
Вылетев за очередную дверь, Орландо помянул эгинских строителей и вынужденно притормозил. Дверь вела на балкон. Секунды размышления – прыгать или не прыгать (под окном были любовно высажены розовые кусты) хватило Кантору, чтобы добежать.
Прижав Его Величество к перилам балкона, абсолютно не порадовавшийся Диего поинтересовался:
-Ну и на хрена?
-Так красиво же!
-Что красиво?! Ты вообще подумал, что эту хрень каждая вторая морда узнает?! Особенно в нашей стране?
-Ну и пусть узнает! Сколько можно, в конце концов! И так все в курсе, кем ты был, что тут уже прятать то его? Я понимаю, когда конспирация, но теперь то?! - когда тебя плотно вжимают животом в перила и лишают свободы передвижения как таковой, речи получаются особенно вдохновенными.
-Что теперь –то?! Другая морда, другой голос, - товарищ Кантор успел неоднократно зарекомендовать себя, как устойчивая к вдохновенным речам личность. – Еще решат, что я ему подражаю! Или мне как – на площадь выйти и заорать «Я – Эль Драко!» - чтоб все знали?!
-Да и так все знают! – парировал король, с тоской глядя на кусты под балконом. – И у тебя не морда, а лицо! И голос – ну другой, но красивый же! И между прочим… - Орландо осекся, ощутив как ему коленом раздвигают ноги, а и без того не очень длинную рубашку, едва прикрывающую самое дорогое, самым непочтительным образом задирают вверх.
-Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю? – прикусывая кожу на шее, хриплым шепотом поинтересовался Кантор.
Догадаться, в общем-то было несложно, особенно если учесть позу и минимум одежды. Орландо прикрыл глаза и как можно более невинным тоном сообщил:
-Понятия не имею. Будешь ругаться, да? Или - снова пюпитром? Ох… - со стоном выгибаясь в пояснице, - не угадал…
-Совершенно верно, - проводя языком вдоль бьющейся на шее жилки и качнув бедрами вперед. - Это – не пюпитр.
-Я чувствую… Ди… Диего, люди…
-Если ты не будешь кричать, - плавные, медленные движения, - то никто… не поднимет голову и … не увидит, - отрывистый шепот, горячее дыхание в шею. – Ты ведь не будешь кричать, правда?
-Не буду …– подаваясь навстречу и судорожно хватая ртом воздух, облизывая пересохшие губы.
Он усмехается. Орландо не может этого увидеть – перед глазами только эти дурацкие кусты, да перила балкона, но он уверен – сейчас Кантор усмехнулся и… Приходится закусить губы, вцепиться пальцами в перила балкона - потому что он ускорил темп, начал ласкать жестче и резче, вбиваясь сильнее и глубже. Касания изнутри так убийственно точны, с каждой секундой нарастает сладкая и тяжелая истома в теле, от которой перехватывает дыхание и подгибаются колени. И единственная отчетливая мысль – не закричать все-таки не получится.

***
-А по легенде мы где были? – сумрачно спросил Орландо, стоя у окна и глядя на море. Вот вроде бы двадцать дней – так много времени, а пролетело – раз и все. Нет его. И никогда снова не будет. Ни этого моря, ни солнца, ни следов на песке… Вернее, Эгинское побережье то будет, никуда не денется, а вот время, проведенное здесь, не повторится.
-Здесь и были, - пожал плечами Кантор, подходя к величеству и обнимая его со спины. – А что такого? Тепло, солнечно, море, оливки.
-Тебе оливки так запомнились?
-Более чем. Я их уже видеть не могу.
-В ближайшее время и не увидишь больше… - грустно. – Не хочу домой. Набегут, Амарго наорет, потому что ты его обманул, папа твой еще…
-Папу и Амарго я беру на себя. Орать на меня они могут хоть до ночи, мне безразлично.
Орландо снова вздохнул, кидая прощальный взгляд на море, кусты розовые под балконом, заросли оливковых деревьев за окном, ставшие такими родными и привычными кресло, кровать, подоконник, балконные перила… Мда, кабальеро большой, оказывается, затейник.
-Отойди и за руку меня возьми, как подобает, - еще один тяжелый вздох, - мало ли кто там сейчас в моем кабинете.
Серое облачко телепорта заволокло эгинский пейзаж и рассеялось уже в кабинете, от вида которого Орландо успел отвыкнуть. Стол письменный, бумаги аккуратной стопкой, идеальная чистота.
Сказка кончилась. Начались суровые трудовые будни. А в волосах все еще запутался соленый морской ветер, кожа хранит отпечаток, наложенный солнцем.
Кантор хмыкнул, искоса посмотрел на Орландо и поинтересовался:
-У тебя сейчас что?
-У меня сейчас – все, - падая в кресло и мрачно глядя на кипу бумажек. – До хрена. И абсолютно до упора.
-Упор, как я понимаю, глубоким вечером?
-Очень глубоким, Диего. И… шел бы ты к Амарго. Если он предварительно наорет на тебя, то на меня у него сил останется меньше.
-Как прикажете, Ваше Величество, - церемонный поклон, а в глазах все те же лихие черти.
Когда дверь за Кантором закрылась, Орландо ненавидяще посмотрел на первую бумажку из стопки и со вздохом притянул ее к себе. Если бы он умел воспламенять взглядом, осталась бы от нее только кучка пепла. А так – отчеты, рапорты, мандаты…

***
-Не смеем дольше занимать время Вашего Величества, - с поклоном произнес советник Гонсалес далеко заполночь. С реверансами, прогибами и поклонами мудрейшие люди страны покинули тронный зал, где Орландо Второй проводил совет, который, мягко говоря, несколько затянулся.
Оставшись в одиночестве, Его Величество содрал корону и ожесточенно потер ухо. Корона натирала невероятно, а все тело затекло – сиди тут на троне, в короне и храни царственное величие на лице шесть часов кряду! «Самая одинокая профессия» - да какой идиот это придумал, самая гадская и неблагодарная это профессия…
Дверь скрипнула, приглушенные шаги по застланному ковром полу, на плечи ложатся руки, разминая уставшие мышцы.
-Достали? – поинтересовался Кантор, проминая плечи утомленному делами государства величеству. Величество ответило невнятным стоном, по которому можно было судить, что степень утомления делами давно превысила все, что можно.
Минуты через три Орландо все –таки кратко пояснил, где он видел этих советников и какого он о них мнения. О них, о том, чем они думают, чем все делают и из какого места родились.
-Только я не понимаю, почему Амарго на меня не орал, - несколько озадаченно завершил свой рассказ Орландо.
Кантор улыбнулся, бесцеремонно усаживаясь на край стола.
-Потому, что никто не может орать двенадцать часов в сутки. Даже Амарго. Даже на нас с тобой.
-А… сколько он орал на тебя?
-Недолго. Потом пришел папа, они начали орать друг на друга и забыли про меня.
-Почему друг на друга?
Кантор пожал плечами.
-Не знаю. Привыкли наверное за три недели. Суть ора сводилась к тому, что Амарго спрашивал папу как он мог спихнуть нас ему, а папа с достоинством защищался.
-А потом?
-А потом он сказал, что Амарго вредно нервничать в его возрасте и усыпил его. Подозреваю, что три недели он решал проблему таким же образом.
-Вот бы мне так уметь, - восхищенно произнес Орландо. – Я попрошу, пусть Макс меня научит.
-Вот кстати, про сон, – Кантор плавно переместился с края стола к трону, заблокировав Его Величество на нем. – Ты мне какой дряни подлил тогда, что я спал и не чувствовал, как ты с меня краску оттираешь?
-Я? Подлил? Дряни? – возмущение в голосе на забраковал бы даже Карлос. –Ладно, ладно, но не подлил, а подсыпал, порошок сонный, он-безвредный-я его-сам пил-Кантор-ну-нездесьже!
-А чем тебе здесь плохо?
-Тронный зал не для этого! А трон-тем-более-да-чтож-такое-сколько-можно!!!
-Долго. Знаешь, отличный кстати способ мышцы размять… все без исключения…
-Мне. Здесь. Заседать. Бюджет. Отчет. Совет. Ох ты, мать твою… Кантор!
-Здесь Кантор.
-Да я уже чувствую…

(с)