-Наврали! - взахлеб рыдает ребенок, вытирая слезы рукавом. Горько, безысходно, искренне.
И с меня в одно мгновение стекает десять лет жизни. Раз — и словно их не было.
Мне снова восемнадцать, я ношу длинное черное пальто и рыжие волосы. В ухе болтается длинная серьга, клацает металл на каблуках, от меня пахнет табаком и бедой.
-Чего случилось? - спрашиваю я, присаживаясь рядом. У меня хриплый низкий голос, я улыбаюсь криво и неприятно.
-Наврали... - всхлипывает ребенок. - Все наврали! - сколько же в этом отчаяния.
Я сажусь рядом на гранитный парапет набережной. Тяну из кармана пачку. Странно, это не красный элем.
Вопросительно хмыкаю, закуривая и щурюсь на солнце.
Оказывается, наврали, что все котики просто уходят в кошачий рай, когда заканчивается их срок.
Котика взяли и закопали. Как он оттуда уйдет?
И действительно. Логично ведь.
Взрослые так умеют и так не умеют врать.
Я курю и рассказываю про то, что котики совсем хитрая штука. Они оставляют одно пушистое тельце, чтобы облачком тумана выскользнуть из-под земли и вдоволь попутешествовать, выбирая себе новую шкурку. Коты привередливые же. То ему усы не те, то окраска не такая, то еще что. А когда котик выберет себе новую шкурку, то скользнет в нее и родится заново — маленьким, ага. Ну, как его узнать... А зачем? Коты независимые. Ты ходи, ищи, который глянется котенок, тот и твой.
Ребенок вытирает слезы, хлюпает носом, а я поднимаюсь с парапета.
-А зачем мне врут тогда? - задает он риторический вопрос.
Мое время заканчивается.
Я криво улыбаюсь.
-Берегут тебя просто. Не хотели, чтобы ты плакал.
-Дураки, - вздыхает ребенок. - Я же знаю, что все умирают. Просто по разному.
Я киваю и иду дальше по набережной, с каждым шагом становясь старше. Выцветают волосы, меняется одежда, исчезает металл с пальцев.
Я никого не увижу, если оглянусь. Это было десять лет назад.
И с меня в одно мгновение стекает десять лет жизни. Раз — и словно их не было.
Мне снова восемнадцать, я ношу длинное черное пальто и рыжие волосы. В ухе болтается длинная серьга, клацает металл на каблуках, от меня пахнет табаком и бедой.
-Чего случилось? - спрашиваю я, присаживаясь рядом. У меня хриплый низкий голос, я улыбаюсь криво и неприятно.
-Наврали... - всхлипывает ребенок. - Все наврали! - сколько же в этом отчаяния.
Я сажусь рядом на гранитный парапет набережной. Тяну из кармана пачку. Странно, это не красный элем.
Вопросительно хмыкаю, закуривая и щурюсь на солнце.
Оказывается, наврали, что все котики просто уходят в кошачий рай, когда заканчивается их срок.
Котика взяли и закопали. Как он оттуда уйдет?
И действительно. Логично ведь.
Взрослые так умеют и так не умеют врать.
Я курю и рассказываю про то, что котики совсем хитрая штука. Они оставляют одно пушистое тельце, чтобы облачком тумана выскользнуть из-под земли и вдоволь попутешествовать, выбирая себе новую шкурку. Коты привередливые же. То ему усы не те, то окраска не такая, то еще что. А когда котик выберет себе новую шкурку, то скользнет в нее и родится заново — маленьким, ага. Ну, как его узнать... А зачем? Коты независимые. Ты ходи, ищи, который глянется котенок, тот и твой.
Ребенок вытирает слезы, хлюпает носом, а я поднимаюсь с парапета.
-А зачем мне врут тогда? - задает он риторический вопрос.
Мое время заканчивается.
Я криво улыбаюсь.
-Берегут тебя просто. Не хотели, чтобы ты плакал.
-Дураки, - вздыхает ребенок. - Я же знаю, что все умирают. Просто по разному.
Я киваю и иду дальше по набережной, с каждым шагом становясь старше. Выцветают волосы, меняется одежда, исчезает металл с пальцев.
Я никого не увижу, если оглянусь. Это было десять лет назад.